Главная » Статьи » Полянцевы: История семьи

Георгий Алексеевич (1918-2001) - (1)

Для сотен тысяч людей дело всей жизни – это именно Дело, которому год за годом отдаешься без остатка. Сначала оно воспринимается призванием, а затем становится судьбой. В иной системе координат мы просто не поймем человека, который это дело вершит – без оглядок на моду или престиж, зато всегда под высоким напряжением.

Именно с Георгия Алексеевича в роду Полянцевых получит свою «прописку» энергетика – в нескольких поколениях.

Георгий Алексеевич Полянцев родился 2 июня 1918 года. Родился, как и все дети Алексея Захаровича, «вдоль железной дороги» – на станции Анжеро-Судженск, что в 115 километрах от Кемерово.

Из ранних детских воспоминаний Георгий Алексеевич рассказывал историю с кроликами, которых он начал разводить для продажи. С тачкой, пешком, специально ходил за несколько километров на заливные луга, где росла вкусная сочная трава. Но однажды кролики заболели и одновременно все умерли. Это произвело на маленького Георгия сильное впечатление. Почувствовал, что домашняя живность – это не его стихия.

Г.А. Полянцев, 8 лет, 1926 год

Когда Георгию исполнилось 12 лет, его разъездное, станционное детство завершилось – в начале 1930-х годов отец наконец-то остановился и обжился в Челябинске: недалеко от завода им. Колющенко. Сын продолжил учебу в железнодорожной школе, которая считалась одной из лучших в Челябинске.

«До девятого класса Георгий учился с нами в одном классе, но затем его почему-то перевели в параллельный десятый, – вспоминает его одноклассница Надежда Александровна Рудых. – Он был хороший ученик, успевал по всем предметам. Помнится, что любил шутить, часто посмеивался над нами, девчонками. А еще они, ребята, побывав в челябинском цирке, увидев там соревнования по классической борьбе, часто во время перемены закрывали классную комнату на ножку стула и устраивали поединки».

Г.А. Полянцев, 1935 год

Удивительное дело, как порой переплетаются судьбы отцов и детей. Близким другом Алексея Захаровича был революционер Семен Осокин, а закадычным другом Георгия стал его сын Борис Осокин. Это была очень яркая дружба, не разлей вода, на всю жизнь.

Однажды, незадолго до выпускного, в школу приехал военный из Одессы, стал агитировать ребят поступать в Одесское летное училище. Георгий с Борисом загорелись желанием стать летчиками; к тому же подобный пример уже показала мальчишкам Агния Полянцева.

Получив хорошие аттестаты с высокими оценками, друзья сорвались в Одессу. Приехали, сдали документы, и здесь выяснилось, что училище – не летное, а пехотное. Перспектива «топтать землю» никак не привлекала. Ребята хотели было забрать документы – не отдают, под разными предлогами оставляют в училище. По рассказам Георгия Алексеевича внуку Сергею, он и Осокин в Одессе оказались в разных ситуациях: Борис, поняв, что их обманули, схитрил и не стал сдавать вступительные экзамены и, соответственно, его не могли зачислить, поэтому документы ему вернули. А Георгий экзамены сдал и был уже зачислен. Чтобы вернуть документы, ему сначала пришлось идти на комиссию. Затем, получив отказ, он пошел к начальнику пехотного училища. Решал вопрос возврата его документов чуть ли не лично легендарный герой гражданской войны, командарм 1-го ранга и командующий войсками Киевского военного округа И.Э.Якир.

Школьные друзья: Борис Осокин и Георгий Полянцев, 1938 год, Томск

Хорошо, что не поступил в летное училище и не стал летчиком. Позднее выяснилось, что у него слабый вестибулярный аппарат, и он не может переносить даже простые полеты на самолетах – позднее в командировки всегда ездил только на поезде.

Между тем, время для поступления было упущено. Георгий и Борис – опять же вдвоем – садятся за учебники и методично штудируют предметы, которые предстоит сдавать на экзаменах. Выбор Полянцева пал на Томский технологический институт – по примеру старшего брата Сергея, который всегда был для него непререкаемым авторитетом.

Георгий Алексеевич вспоминал, что ситуация осложнялась тем, что ему фактически пришлось выбирать: или идти зарабатывать деньги себе на пропитание, либо заниматься самоподготовкой, но тогда его должен был кто-то содержать. Он пришел к отцу и спросил напрямую:

– Сможешь ли ты прокормить меня еще один год, для того чтобы мне можно было подготовиться к поступлению в институт?

Ответ был положительным…

Это разговор характеризует его уже в столь раннем возрасте как ответственного по отношению к родителям и многодетной семье и как человека, который обладает высокой степенью сознательности, самоорганизации и дисциплины.

Томский технологический институт располагался в нескольких корпусах. Желание стать инженером – похвально, но нужно было определиться с профилем. Проходя мимо одного из зданий, которое приглянулось своей архитектурой, Георгий решил зайти. Внутри все сверкает, все чисто и красиво. Оказалось – энергетический факультет. Сюда и подал документы.

Это было в 1937 году. А в январе 1938 года арестовали отца Алексея Захаровича, объявив его «врагом народа». Та же беда случилась и с Борисом Осокиным – был арестован не только его отец, но и мать и две сестры. Слишком в жестоких обстоятельствах друзья входили во взрослую жизнь…

Учился Георгий хорошо, вникая в предметы по максимуму. Иначе и быть не могло, когда осознаешь, что все теперь зависит только от себя самого. Рассчитывать было не на кого, к тому же «сыну врага народа». Чтобы прожить и элементарно не умереть от голода, нужна была хотя бы стипендия – ее давали лишь тем студентам, которые имели 75 процентов отличных оценок и 25 процентов – хороших. Поэтому в каждую сессию «битва за пятерку» становилась борьбой за жизнь.

Впрочем, к хорошей учебе располагал и сам институт, имевший достаточно высокий уровень технического оснащения и несколько учебных корпусов.

«Особенно запомнилась наша большая лекционная аудитория, в которой проходили лекции сразу для нескольких групп, – рассказывал Георгий Алексеевич. – Здесь была «хитрая» доска. Исписав ее, преподаватель просто поднимал доску вверх и продолжал писать мелом на второй чистой доске, которая была под ней. Вообще, преподавательский состав был очень сильным.

В основном это были профессора дореволюционной школы. Они развивали в студентах не только знание предметов, но и культуру общения, тягу к новому, интерес к необычным методикам. Именно там я научился, например, выполнять расчеты в уме с использованием больших чисел».

Как и другим студентам, Георгию не хватало денег на проживание, поэтому приходилось подрабатывать на разгрузке железнодорожных вагонов на вокзале. Но юность справляется со всеми трудностями. В институте Г.А.Полянцев играл в футбол и позднее передал любовь к этой игре своим сыновьям. Зимой играл в русский хоккей с мячом (канадский хоккей с шайбой появился в СССР гораздо позже), хорошо катался на коньках, сдавал нормы ГТО. Кстати, однажды ради этого пришлось даже прыгнуть на лыжах с трамплина, не имея специальной подготовки – к счастью, закончилось все успешно.

Г.А. Полянцев, 1940 год

Весной 1941 года Георгий приехал в Челябинск – проходил практику на строящейся Челябинской тепло-электроцентрали (позже ее станут именовать ЧТЭЦ-1). Это была уже вторая электростанция в Челябинске. Первая: ЧГРЭС (Челябинская государственная районная электростанция) – была введена в эксплуатацию еще в 1930 году по плану государственной электрификации России (ГОЭЛРО).

Именно с Челябинской ТЭЦ-1 будет связана судьба трех поколений Полянцевых…

Без преувеличения: рождение этой станции проходило в муках. На Урале, пожалуй, сложно найти другой такой объект генерации, по которому принимались столь нестандартные и противоречивые решения.

Решение о ее строительстве было принято еще в 1934 году, после выбора площадки для строительства. Этим вопросом занимался Владимир Александрович Радциг, удивительный человек, представитель обрусевшей немецкой династии, давшей России несколько выдающихся ученых и инженеров. 8 сентября 1934 года на большом совещании в «Уралэнерго» после убедительных аргументов В.А.Радцига вопрос с площадкой был решен. Еще три месяца ушло на подготовку технического проекта. 30 декабря, под новогоднее шампанское была утверждена и генеральная смета. Первая очередь строительства включала постройку четырех котлов мощностью 200 т пара в час и двух турбогенераторов мощностью 25 МВт.

Вообще, именно с мощностью станции не могли долго определиться. Как следствие, возникла чехарда с проектно-сметной документацией – она переделывалась буквально на ходу, под новые условия и задачи. Разбег в проектах строительства Челябинской ТЭЦ по мощности был огромным: от 50 до 225 МВт. Также не могли определиться по оборудованию: работать на среднем или высоком давлении. Следом возникли разногласия по количеству и типу котлов.

«В один далеко не прекрасный день к нам в трест «Теплоэнергопроект» приехали из наркомата и объявили, что отныне разрешается строить электростанции только мощностью не свыше 25 МВт, а Челябинская ТЭЦ планировалась намного мощнее, – вспоминал В.А.Радциг. – Мы были потрясены, но пока ничего сделать не могли. Кто подсказал такое нелепое решение, мы не знали, но, конечно, оно перевернуло и нарушило на время всю нашу работу».

Причины такого решения были продиктованы усложнившейся международной обстановкой: милитаризацией Японии и экспансией германского фашизма в Европе и Африке. Мотив был понятен – требовалось обеспечить безопасность в случае авианалетов и бомбардировок. Одна большая станция гораздо уязвимее, чем десять маленьких.

В книге «Энергия победы» указано, что стратегическая корректировка развития энергетики была директивно закреплена на XVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 года в Москве. Высший партийный форум постановил: «В строительстве тепловых электростанций перейти к небольшим и средним электростанциям в 25 тысяч киловатт и ниже». В соответствии с принятым решением были пересмотрены проекты строившихся или намеченных к сооружению электростанций.

С каждым подобным решением вносились изменения в проект – и на местах приходилось заново переделывать, перестраивать. Начальнику строительства, разведчице времен гражданской войны и жене красного командира Николая Щорса Фруме Ефимовне Ростовой можно было лишь посочувствовать…

Все предвоенные годы строительство откровенно буксовало, и это тоже бросалось в глаза. Какую станцию увидел молодой Георгий Полянцев, когда прибыл на практику весной 1941 года?

«К этому времени на будущей ТЭЦ была построена основная часть машинного зала, половина котельной и служебный корпус. Первый котел был смонтирован на две трети, а турбина – и того меньше: лишь на четверть. Даже забора у ТЭЦ не было – площадку начали огораживать в самом начале войны».

После окончания 4 курса, 22 мая 1941 года, Томск

Прорыв в строительстве станции начался примерно через месяц после начала войны в августе 1941 года, когда на промплощадку прибыло два строительных батальона по тысяче человек каждый. Также в Челябинск из Москвы прибыла бригада проектировщиков – благо, было принято окончательное решение по мощности: до 150 МВт.

Вскоре начало поступать оборудование с эвакуированных станций. Его «подгонка на местах» потребовала не только невероятных усилий, но и нестандартных инженерных решений. Энергетики с этим справились – впервые пар от котла на первую турбину Челябинской ТЭЦ был подан в последний день 1941 года. А официально станция была введена в эксплуатацию 18 января 1942 года, именно эта дата и считается днем рождения электростанции:

«18 января 1942 года был жуткий мороз. По всему машинному залу горели «мангалы» – жаровни, сделанные наспех из карбидных банок. Люди с горящими факелами обогревали арматуру, водоводы, дренажную систему, не допуская их замерзания. Уже растоплен котел, идут операции по подготовке турбины к толчку, на ходу устраняются отдельные дефекты. Наконец, ротор турбины начинает вращаться: набирать обороты. И вот генератор включен в сеть – станция стартовала, родилась…»

Великая Отечественная война, безусловно, изменила ход событий. Когда 22 июня 1941 года объявили о нападении фашистской Германии на СССР, институт сразу отозвал студентов с практики для продолжения учебы в ускоренном порядке. Вернувшись в Томск, Георгий Полянцев и многие его сокурсники направились прямиком в военкомат с просьбой отправить на фронт. Георгий сходил в фотосалон, сфотографировался, подписал фото и отправил письмо матери. После рассмотрения заявления, поданного в военкомате, им было отказано. Суть в том, что в июле 1941 года Государственный Комитет Обороны принял Постановление, согласно которому в целях сохранения кадровой укомплектованности коллективов рабочий и инженерно-технический персонал энергетических организаций не подлежал мобилизации. Введенный режим бронирования кадров исключал и возможность добровольного ухода на фронт. «Здесь тоже фронт» – такова была царившая на предприятиях атмосфера. Более того, в сентябре 1941 года из действующей армии были отозваны 2 тысячи инженеров-энергетиков.

В начале июня 1942 года Георгий Полянцев получил диплом инженера за номером 485131:

«Предъявитель сего тов. Полянцев Георгий Алексеевич в 1937 г. Поступил и в 1942 г. Окончил полный курс энергетического факультета Томского, Ордена Трудового Красного Знамений, Индустриального Института им. С.М.Кирова по специальности Паровые двигатели и установки, промышленное использование тепловой энергии, и решением Государственной Экзаменационной Комиссии от 1 июня 1942 года ему присвоена квалификация инженера-теплотехника».

Следом новоиспеченный инженер был направлен на строительство Челябинской ТЭЦ-1. Правда, перед этим он серьезно заболел и еле остался жив. Сохранилась выписка из истории болезни:

«Больной Полянцев Г.А. перенес крупозное воспаление легких. Заболевание носило крайне тяжелый характер и протекало по типу ползучей пневмонии. Температура держалась на высоких цифрах в течение 13 дней. Острый период характеризовался тяжелым поражением центральной нервной системы, результатом чего было бессознательное состояние, бред, общее возбуждение… Общее состояние при выписке удовлетворительное. Необходимо больному усиленное питание, достаточное количество жиров, углеводов, витаминов, умеренный труд и свежий воздух».

Стоит ли говорить, что рекомендации врачей окажутся безответными, едва Георгий Полянцев переступил порог ТЭЦ.

Вернувшись на станцию, Г.А.Полянцев не мог не оценить той колоссальной перемены, происшедшей за первый военный год.

Именно с Челябинской ТЭЦ по всей стране пошла практика параллельного строительства фундаментов под котлы и скоростного монтажа узлов оборудования, что вдвое сокращало сроки строительства. Строители станции сами разработали и установили специальные портальные краны грузоподъемностью до 70 тонн, которые перемещали по площадке блоки котельного агрегата. Гигантский промышленный котел – это 40 тысяч деталей и элементов, 129 тысяч погонных метров труб, 45 миллионов болтов и гаек. Сложный трудоемкий монтаж выполняли молодежные бригады – мальчишки и девчонки, выпускники фабрично-заводских училищ, которым еще и 18 лет не было.

Много позднее легендарный первый секретарь Челябинского обкома партии Николай Семенович Патоличев, который в начале 1942 года практически каждое утро бывал на станции, напишет об этом в книге воспоминаний «Испытание на зрелость»:

«Лимитирование в подаче электроэнергии оборонным заводам, включая Кировский танковый, постепенно возрастало. Это вызывало большое беспокойство и у нас – обкома партии, и у руководителей предприятий. Выход был один – форсировать строительство Челябинской ТЭЦ. Государственный Комитет Обороны принял постановление на этот счет. Мощность станции составляла всего 50 тысяч киловатт. Требовалось быстро смонтировать один 100-тысячный и два 50-тысячных агрегата.

«Электростанция с мощностью 250–300 МВт – разве это проблема?» – подумает иной. Но тогда эти мегаватты нас спасли. Тогда паровая турбина в 100 МВт была единственной в стране. На Сталиногорской ГРЭС перед войной работало два турбогенератора. При эвакуации удалось доставить на Урал только один. Оперативно собрали пленум областного комитета. Накануне позвонил личный помощник Сталина А.Н.Поскребышев: «Получили постановление по Челябинской ТЭЦ? Пригласите на пленум директоров некоторых заводов. Сталин сказал, что секретарь Челябинского обкома имеет опыт строительства оборонных рубежей и строить Челябинскую ТЭЦ надо так же быстро, как строились эти рубежи».

«Оборонные рубежи» – именно такое значение придавалось в начальный период войны Челябинской ТЭЦ. Отсюда и пристальное внимание к строительству со стороны наркома электростанций Д.Г.Жимерина, докладывавшему лично Сталину о состоянии дел.

Этот «стратегический нерв» был натянут и в воспоминаниях Г.А.Полянцева, который очень точно определит «болевые точки» энергетики тех лет:

«Только в Челябинскую область было эвакуировано около 200 заводов. Оборудование многих заводов, смонтированное на фундаментах в невероятно сложных условиях войны, в помещениях без крыш, на открытом воздухе, порой простаивало – катастрофически не хватало электрической энергии. На весь довоенный Челябинск имелась одна электростанция – ЧГРЭС, ее мощность составляла 150 МВт, да еще паросиловая станция ЧТЗ – 3–5 МВт. Энергосистемы, связывающей все районные электростанции Урала, до войны еще не существовало. Мощности ЧГРЭС хватало только на действующие заводы, для эвакуированных предприятий ее просто не оставалось. Учитывая это, Челябинский обком партии утвердил почасовой график работы каждого цеха каждого оборонного завода. Вот почему строительство Челябинской ТЭЦ1 с первых же дней войны было по своему значению приравнено к сооружению укрепленных районов на фронте».

ТЭЦ, по сути, являлась военным объектом. Был установлен строжайший пропускной режим и дисциплина. По рассказам Георгия Алексеевича, во время войны строящуюся станцию охраняли автоматчики, вход на территорию контролировался НКВД и осуществлялся только по спецпропускам.

Г.А.Полянцев получил такой пропуск 17 июня 1942 года. Эта дата является первой записью в его трудовой книжке: «Зачислен на работу в качестве помощника мастера по монтажу паровых турбин». Но прошло менее месяца, и он уже – мастер, а через два года – прораб на участке турбомонтажа…

В своих воспоминаниях о военных годах Г.А.Полянцев писал:

«Нам предстоял монтаж турбогенератора № 3 мощностью 50 МВт – это была огромная мощность по тем временам. Фундамент под монтаж мы приняли в начале сентября 1942 года. В это же самое время началась битва под Сталинградом. Требовались танки, боевая техника, заводы задыхались от недостатка электроэнергии. Нам была поставлена задача: пустить блок турбина-котел в декабре – то есть за три с половиной месяца. До войны эта турбина, перевезенная из Сталиногорска, монтировалась более года…»

Челябинская ТЭЦ-1, 1944 год

Ему, молодому мастеру-инженеру, был поручен монтаж всего «низа» турбины, включая все вспомогательное оборудование. Но именно с этого низа турбины начинается профессиональное восхождение.

В эти дни Г.А.Полянцев заведет небольшую «справочную книжку» – своего рода, профессиональный дневник, который много позднее передаст своим внукам с просьбой «сохранить ее как память о вашем дедушке». 1942 годом датированы опасения, что если затянется начало монтажа, то и машину полностью подготовить не получится. Отмечал, что «чрезвычайно важным вопросом, иногда лимитирующим моментом, является отсутствие прокладок», а также, что «нужно должное внимание уделить вопросу шабровки, так как эта работа чрезвычайно трудоемкая».

Третий турбогенератор стал «трудовым крещением» Георгия Полянцева. Под новый котлоагрегат, прежде всего, расширили площадку для монтажа. Вынос сборки узлов блока за пределы фундамента позволил применить так называемый блочный метод сборки с использованием мощных кранов. Организаторы такого новшества С.Гончаров, Д.Винницкий, Н.Гурандо, Ф.Сапожников стали лауреатами Сталинской премии – первыми среди челябинских энергетиков.

«Каждый, кто трудился на монтаже турбины, понимал, что там, на фронте, под Сталинградом, еще тяжелее, что без нас невозможна работа оборонных заводов, выпуск военной техники и боеприпасов, – вспоминал Г.А.Полянцев. – И все-таки нам удалось уложиться в срок. Третий турбогенератор был смонтирован менее чем за четыре месяца. Когда турбина была пущена и набрала полные обороты, всех пригласили в столовую на «банкет», где впервые за все последние месяцы подали каждому по мясному шницелю. Вот так, смертельно уставшие, но радостные и счастливые, мы и отметили ввод в эксплуатацию мощного турбогенератора ЧТЭЦ».

Рассказывал Георгий Алексеевич и о буднях военного времени:

«Нормальный рабочий день у нас, турбинистов, составлял 14–15 часов в сутки. В октябре 1942 года ведущие бригады цеха перевели на казарменный режим. Продолжительность рабочего дня теперь часто превышала 16–18 часов и определялась суточным заданием, до того как оно будет выполнено, никто не уходил на отдых.

А отдыхали мы так: на отметке «8» деаэраторной этажерки, рядом с действующим оборудованием, была сооружена из досок площадка, а на ней установлены в два ряда топчаны с матрасами и подушками, набитыми соломой. Так что на протяжении 1–1,5 месяцев, до завершения монтажных работ (ноябрь 1942 года), отдыхать приходилось нередко по 4–5 часов в сутки. Работали без выходных. Домой отлучались на несколько часов, лишь с разрешения начальника цеха, чтобы поменять белье.

Кстати, жил я тогда на расстоянии от ТЭЦ в 6–7 километров, ходил на работу пешком. Дело в том, что из-за перебоев с электроэнергией трамваи часто не ходили. Автобусов не было. Весь автотранспорт был мобилизован и отправлен на фронт».

Еще одну фразу времен Великой Отечественной войны нужно читать буквально: «Страна последнюю краюху хлеба фронту отдавала». Чувство голода было постоянным, тотальным, всеобъемлющим. Г.А.Полянцев писал:

«Вот примерное меню нашей рабочей столовой того времени. По талону УДП – усиленное дополнительное питание – можно было получить суп-баланду, заправленный ржаной мукой, или щи с капустой (без жиров), кашу или картошку с десятью граммами жира, на третье – суфле или кисель. Хлеба давали 200 граммов. Сахара было положено на месяц 300 граммов. Жиров (растительное масло) – тоже 300 граммов. Талоны УДП выдавались дополнительно к норме месячного питания по карточкам. Такой напряженный труд, полуголодное состояние приводили к тому, что многие страдали дистрофией».

Однажды, уже много позднее, Георгий Алексеевич расскажет своему сыну Олегу о тех эмоциях, которые они испытывали:

– Было полное ощущение, что у тебя живот к позвоночнику прилипает. Мы искренне хотели попасть на фронт, на передовую, чтобы хотя бы раз поесть нормально. А там будь что будет…

Предельно тяжелыми оказались и бытовые условия. Так, к декабрю 1941 года в результате эвакуации население Челябинска возросло со 150 до 450 тысяч человек, то есть в 3 раза. «Город был не готов к такому наплыву людей. Расселение прибывавших проводилось, главным образом, за счет уплотнения горожан. Челябинск жил по карточкам. «К скудности продуктовых карточек добавилась проблема их отоваривания. На 30 градусном морозе люди ночами стояли в очередях, проводя бесконечные переклички и сверки номеров, записанных обломком химического карандаша на коченевших ладонях, в том числе и самых маленьких детей. Отоваривание карточек было проблемой физического выживания, поскольку на рынках цена буханки хлеба вместо государственной, 1 руб. 50 копеек, доходила до 800 рублей, примерно половины средней зарплаты на главном предприятии Челябэнерго – Челябинской ГРЭС. Чуть легче стало к лету 1943 года, когда работникам станции нарезали под огороды небольшие участки земли в пойме реки Миасс».

Сборная команда Челябинского Сельмаша. Г.А. Полянцев - пятый слева

Тем не менее, суровое и напряженное время, сложность пусковых объектов заставляли мобилизовать не только все силы, но и включать мозги на полную мощность. Причем, не только в инженерном плане – важно было правильно организовать саму работу. Георгий Алексеевич отмечал в воспоминаниях, что именно в годы войны на станции «родилась система бригадного подряда по инициативе бригадира Василия Щербака, который еще за скоростной монтаж получил орден Ленина, а потом стал Героем Социалистического Труда. Ценил Г.А.Полянцев и добрые отношения, которые связывали строителей и монтажников с эксплуатационниками. Со многими был близко знаком: с начальником турбинного цеха В.Крыжановским и будущим директором ТЭЦ Д.М.Васиным. Запомнился талантливый турбинист А.И.Кудрин, который работал старшим мастером по ремонту и которому сдавали центровку турбины.

И все же иногда организация работ давала сбои.

«Для второй очереди турбинного цеха были смонтированы металлоконструкции, но их не успели закрепить из-за временного отсутствия ригелей и болтов, – рассказывал Георгий Алексеевич. – Дело было летом, стояла сильная жара, и вдруг налетел сильный смерч. На моих глазах он обрушил колонну с фермой. В течение 3–5 минут восемь осей конструкции превратились в груду металлолома. Погибли два человека. У главного инженера монтажной организации враз поседела голова…»

Кроме того, целый ряд объектов станции был принят на скорую руку, с недоделками, «во временную эксплуатацию». В котельном и турбинном залах окна были заколочены листами фанеры, зимой сквозил такой холод, что топливо смерзалось, а транспортерные ленты безнадежно буксовали. Доставалось и людям, и лошадям – на них вывозили золу, которая быстро скапливалась, – не было даже конюшни, и лошади ночевали прямо у котельного цеха, где и трудились.

Все эти неурядицы, которые попадались на глаза каждый день, помогут Г.А.Полянцеву осознать еще один важный момент: запустить энергоблок или станцию целиком – это еще половина дела; важно довести ее до ума, научить ее работать, как часы…

Последним крупным строительством военных лет стал монтаж турбогенератора № 5 мощностью 100 МВт.

«В декабре 1943 года был закончен монтаж турбогенератора № 5, опять в рекордно короткий срок: затратили 4,5 месяца вместо полутора лет, за которые этот же самый агрегат смонтировали прежде на Сталиногорской ГРЭС, – вспоминал Г.А.Полянцев. – Новый 1944 год я встречал, находясь на вахте, во время 72-часового испытания ТГ-5. В ночь с 31 декабря на 1 января к нам на Челябинскую ТЭЦ приехали первый секретарь обкома партии Н.С.Патоличев и заместитель наркома И.И.Дмитриев. Они тепло поздравили вахту эксплуатационников и нас, монтажников, с Новым годом, пожелали скорейшей общей победы над фашистской Германией».

Когда этот агрегат вступил в строй, строители и монтажники рапортовали о своем успехе Кремлю. В ответ получили от Сталина благодарственную телеграмму…

С пуском нового турбогенератора мощность станции возросла до 250 МВт, и «электрический голод» на предприятиях Танкограда был во многом преодолен. Но оставалась проблема нехватки паровой мощности.

«Нам предстояло изготовить непосредственно на площадке два прямоточных котла и смонтировать их, – отмечал Г.А.Полянцев в своих воспоминаниях. – Нам, турбинникам, поручили монтировать все механизмы котлов. Прорабом участка назначили меня. Это было в июле 1944 года…»

С этой задачей монтажники справились успешно, а Г.А.Полянцев приобрел не только профессиональный, но и организационный опыт. Много позднее Георгий Алексеевич искренне напишет:

«Оглядываясь сейчас на события, происходившие в дни Великой Отечественной войны и после, когда удалось быстро восстановить все разрушенное, я задумываюсь: чем же можно было объяснить это «русское чудо»? Источниками нашей силы были патриотизм, ненависть к фашистам, беспредельная преданность Родине. Все мы понимали: я должен сделать все, чтобы ускорить Победу, помочь фронту. Слово «надо» – было приказом совести каждого…»

Итоги энергетического прорыва в годы войны можно полноправно назвать Победой. Только за 1942 год были пущены Челябинская ТЭЦ-1, Пермская ТЭЦ-6, Кировская ТЭЦ-3 и целый ряд других электростанций, имевших оборонное значение. К 1944 году генерирующая мощность в операционной зоне ОДУ Урала выросла почти в два раза по сравнению с довоенной. 23 апреля 1944 года принято персональное Постановление ГКО «О мероприятиях по обеспечению работы Челябинской ТЭЦ на полную мощность 250 МВт». Задача была выполнена – в победном 1945 году станция набрала проектную мощность и стала одной из самых мощных в Союзе. Этот успех по праву находился и в личном багаже Георгия Полянцева, которому не было еще и тридцати лет….

Читать дальше

Вепрев О.В., Лютов В.В., Полянцев О.Г. Полянцевы: История семьи. - Екатеринбург: Банк культурной информации, 2018.

Категория: Полянцевы: История семьи | Добавил: кузнец (14.03.2019)
Просмотров: 727 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: