| Главная » Статьи » Полянцевы: История семьи |
Железнодорожники, естественно, обсуждали между собой эту ключевую проблему – соотношение скорости с особенностями пути на том или ином участке. Позднее, в годы Великой Отечественной войны, в Челябинске начнется целая кампания за увеличение средней скорости перевозок. В итоге из-за несоблюдения скоростного режима и «усталости полотна», в районе нынешнего железнодорожного моста через проспект Ленина, сойдет с рельсов целый состав с танками, которые перевернутся и загорятся. А следом – появится дело о немецких диверсантах, пока не будут установлены технические детали аварии. Состояние путей и вопросы организации движения станут камнем преткновения в отношениях А.З.Полянцева с руководством Южно-Уральской железной дороги и ее начальником Иваном Александровичем Князевым. Южно-Уральская железная дорога, возникшая из разукрупненной Пермской дороги и части Самаро-Златоустовской, официально начала свою работу с 1 апреля 1934 года. В этом же году семья Алексея Захаровича Полянцева окончательно вернулась в Челябинск. В следственном деле указывалось, что А.З.Полянцев занимал должность ревизора по безопасности движения. Как она называлась до 1937 года, когда Л.Кагановичем был подписан соответствующий приказ о ревизорах, установить сложно. Между тем, полномочия ревизоров были достаточно широкими. Они осуществляли контроль над технической эксплуатацией дорог, принимали участие в расследовании причин аварий, проверяли работников, связанных с движением поездов, осуществляли оперативное руководство ликвидаций последствий крушений. По сути, они выполняли функции современных органов технического надзора (кстати, эта служба существует на железной дороге и по сей день). Люди, которые попадали на эту должность, имели большой профессиональный опыт, знания; а главное – получали независимость от «чинов на местах». Тот же А.Ф.Полянцев, который в 1937 году был назначен на должность ревизора и оказался в «первом наборе» надзорной ревизорской службы времен Л.Кагановича, по штату числился не в Челябинске, на Южно-Уральской железной дороге, а в Москве. Что касается полномочий, то «распоряжения ревизора НКПС по выполнению Правил технической эксплуатации, приказов и инструкций НКПС по обеспечению безопасности движения поездов являлись обязательными к выполнению начальниками центральных управлений и отделов НКПС, начальниками дорог и линейных органов и могли быть отменены только Народным Комиссаром Путей сообщения». В этой части мы не беремся утверждать, кто кем «верховодил»: начальник дороги Князев ревизором Полянцевым, или наоборот. Судя по истории с письмом, страсти кипели не шуточные. У Алексея Захаровича отношения с Князевым совершенно не сложились. Об этом говорит его сын Сергей (протокол партийного собрания от 16.02.1938 года): «Он /отец/ не доволен был князевским руководством и отказывался работать, заявляя, что пока работает Князев, работать не буду… /На отца/ подали заявление, якобы он принял белогвардейца Калинина, отец которого арестован как враг народа. Отец в партиях не состоял, и политических действий его я не знаю… Но, видимо, работая на копях, банда князевская его затянула…» Добавит и еще одну важную деталь: «Отец был уволен Князевым за спуск непроверенной брошюры (журнал учета, скорее всего). Отец ездил к Кагановичу и был восстановлен на работе». «Банда князевская…» – вот драматический нерв тех времен. Разгром руководства ЮУЖД был предрешен самой логикой происходящих в стране событий. Трагедия 1937 года произошла не в одночасье – это не внезапный катаклизм или стихийное бедствие. Эпоха тотальной чистки вызревала долго, хотя и обильно подпитывалась политическим (классовым) экстремизмом. В ней переплелись и враги внутренние, и враги внешние – отсюда излюбленные обвинения в шпионаже, своеобразная мания видеть в советском человеке иностранного разведчика, работающего на Германию, Японию или Польшу, постоянные обвинения во всевозможных партийные уклонах – правые, эсеры, бухаринцы, троцкисты, и, наконец, целый спектр обвинений в террористической, диверсионной, повстанческой и антисоветской деятельности. Летом 1935 года в газете «Челябинский рабочий» появилась небольшая, но весьма показательная заметка о крушении поезда № 845 недалеко от станции Карталы. «В результате крушения разбито 15 вагонов, из них 10 хопперов, 3 крытых платформы, испорчено 900 штук шпал, рельсы, перегон был закрыт 12 часов... Начальник магнитогорской дистанции пути Епифанов на участок, на котором произошло крушение, приехал через 6 часов совместно с парторгом Феофилактовым. Епифанов и Феофилактов заняли роль посторонних наблюдателей, они смотрели, как ликвидируют последствия крушения, бродили по испорченному пути среди неорганизованно работающих на ликвидации крушения. Следует вообще сказать, что несмотря на то, что на месте крушений было много командного состава, работы по ликвидации последствий крушения проходили крайне медленно. Причина этому – чехарда в расстановке рабочих, отсутствие единого твердого оперативного руководства каждой бригадой. Сейчас еще не выяснены точные причины происшедшего крушения, выяснение задерживается перебранкой между службами, которые вместо серьезного подхода к выяснению причин стараются друг другу доказать свою безвинность...» Список будущих «кандидатов на расстрел» от железной дороги, таким образом, был открыт. «Показательно дело и о крушении на станции Козырево Южно-Уральской железной дороги. Как выяснилось на следствии, главный виновник крушения, дежурный по станции Козырево Факеев сознательно допустил ряд таких действий, которые можно объяснить только злым умыслом. Так, принимая на станцию поезд № 801, Факеев по совершенно непонятным причинам задержал отправление с этой станции поезда № 721 и отправил его лишь в самый момент прихода к станции поезда № 801, хотя оба поезда должны были проходить одну и ту же стрелку. Следствием установлено, что, встречая входивший на станцию поезд № 801, Факеев давал неясные сигналы, путавшие машиниста...» Эта история принадлежит уже перу другого автора – знаменитому «красному прокурору» А.Вышинскому, представлявшему в 1937 году обвинение по делу «троцкистско-фашистских» и «японо-германских» шпионов и диверсантов на железнодорожном транспорте, перед которыми, как явствует из материалов следствия, была поставлена задача «создать из троцкистов на Пермской и Южно-Уральской дорогах организацию, которая могла бы осуществить разрушительную работу, в первую очередь устраивая крушения поездов». Главным обвиняемым на новом процессе стал тогда начальник Южно-Уральской железной дороги Князев. Кроме приведенных историй, ему инкриминировались крушение поезда на станции Шумиха, взрыв паровоза на одном из курганских перегонов. О последнем Князев рассказал «сам» на судебном заседании 27 января 1937 года: «В депо Курган были введены мощные паровозы «ФД» («Феликс Дзержинский»). Пользуясь тем, что их слабо знали в депо, администрация сознательно ухудшала качество надзора в текущем ремонте, вынуждала машинистов часто выезжать с неполным ремонтом. Были доведены до разрушения почти все водопробные приборы. В результате этой запущенности в январе 1936 года на перегоне Роза-Варгаши произошел взрыв топки. Были, насколько помню, убиты помощник машиниста и кочегар, а машиниста отбросило в сторону метров на 30. Паровоз был совсем выведен из строя». «Признался» Князев и в том, что не только являлся руководителем троцкистской организации, имевшей с 1934 года свои «филиалы» в Златоусте, Кургане, Уфалее и Челябинске, но и в том, что он лично являлся агентом японской разведки. Связь с Японией велась через некоего господина Х, который, в частности, выплачивал Князеву надлежащие гонорары. Во время одной из встреч Х даже высказал Князеву, что «подрывная работа японцев не удовлетворяет, а что необходимо перейти к диверсиям, особенно с воинскими поездами, идущими на Дальний Восток, чтобы деморализовать Красную Армию». Разыскивать таинственного г-на Х тогда никто не стал – да и особой надобности в этом не было. «Виртуальный сценарий» писался, словно сам собой, нужно было лишь вовремя подшивать новые листы с «циничными троцкистскими признаниями», как назвал это Вышинский. В следственном деле по «диверсиям» на ЮУЖД имени А.З.Полянцева нет. Но его «начинку» в части фактуры Алексей Захарович знал досконально – происшествий на железной дороге было с избытком: успевай заводить дела. Оценивал ли возможность драматичного, трагического исхода своей судьбы? – вполне, так как был знаком с работой репрессивного государственного механизма образца Ачинско-Минусинской железной дороги. В «разгар» деля Князева Полянцева в Челябинске не было – он, как сообщают дочери, работал в Еманжелинске, где преподавал на курсах машинистов. Внешне кажется, что он словно решил «переждать бурю» в бывшей провинциальной казачьей станице. Но это впечатление обманчиво – в 1938–1937 годах Еманжелинск и его угольные шахты оказались в центре индустриальных событий, где не спрячешься, не скроешься. Суть в том, что челябинский уголь шел к домнам Магнитогорского металлургического комбината (до экибастузских углей было еще далеко). В конце 1935 года начальник ЮУЖД И.А.Князев докладывал в наркомат путей сообщения, что 13 декабря был открыт последний перегон вторых путей на участке Троицк – Карталы. «Открытием этого последнего перегона вторые пути Еманжелинск – Магнитогорск, протяжением Ветка на Магнитогорск уже тогда испытывала колоссальную нагрузку, раз были открыты вторые пути. На станции Еманжелинск составы загружались углем. Алексей Захарович отвечал за то, чтобы движение тяжелых поездов на этом участке было бесперебойным. Дочь Агния упоминает, что отец учил машинистов. Чему? – как и с какой скоростью проходить каждый перегон, каждую стрелку, каждую кривую, которые он знал досконально. Из следственного дела можно сделать вывод, что Алексей Захарович несколько раз бывал в Магнитогорске, где ночевал в гостинице для железнодорожников. Стоит думать, что его рекомендации и опыт работы в угольном Анжеро-Судженске были учтены в организации погрузки угля в Еткуле и разгрузки в железнодорожном цехе ММК. Важно отметить, что Магнитка к концу 1930-х годов словно выдохнула напряжение индустриальной волны, того колоссального напряжения и азарта, с которым строились первые домны. Невозможно все время быть на подъеме. После 1935 года Магнитогорский комбинат «отличался» невыполнением планов – словно что-то надломилось в нем. В этом году, отчаявшись переломить объективный ход событий, задавленный критикой в свете партийной чистки, покончил с собой первый секретарь Магнитогорского горкома Бесо Ламинадзе. Психологически, Магнитогорск был отличной мишенью в плане расстрельных дел. Естественно, что любой срыв в поставках угля на легендарный комбинат, гордость Советского Союза, с челябинских копей, из еманжелинских шахт мог обернуться пулей в затылок… Так и запишем: «еманжелинский участок» не был и не мог быть «тихой гаванью» в кочевой жизни Алексея Захаровича Полянцева – разве лишь внешне. И к становлению Магнитки он имел самое прямое «железнодорожное отношение». С работой Алексей Захарович справлялся, и, как пишет дочь Агния, даже был отмечен грамотой и путевкой в Сочи в сентябре 1937 года…
Алексей Захарович Полянцев, 1936 год Впрочем, его личная жизнь тоже была далека от спокойствия. Когда Алексею Захаровичу уже исполнилось 60 лет, как следует из письма дочери Клавдии, он решает, что хватит «путешествовать» и делает попытку обосноваться в Челябинске. Наиболее благополучное положение здесь у его сына Сергея – тот работает на заводе им. Колющенко, успешно продвигается по служебной лестнице: главный инженер, директор. Сын готов приютить у себя отца и мать. Увы, счастья в сыновнем доме не получилось. Решительно «против» родителей выступила жена Сергея Анна. Прожив у Сергея какое-то время, Алексей Захарович и Лидия Яковлевна совсем устали от «не сложившихся» со снохой отношений. Клавдия вспоминала, что Анна «постоянно унижала, оскорбляла их, называла папу «недобитым дворянчиком»… Папа старался как можно меньше быть дома, а мама была бесплатной работницей и тоже терпела брань и унижения…» Еще ранее у Анны не сложились отношения и с Клавдией, также одно время проживавшей с братом. Клавдия была вынуждена уйти в общежитие. К счастью, вскоре после этого она познакомилась с Василием Гавриловичем Мамаковым, за которого вышла замуж. Это был очень интеллигентный человек, сын директора гимназии из Казани. Молодая семья получила квартиру по месту работы Мамакова, в районе КБС. Словом, не пожилось Алексею Захаровичу у Сергея из-за Анны, как считает Клавдия. И он находит себе работу в Еманжелинске, куда уезжает примерно на год. Вернулся, когда Клавдия была в роддоме: «…И он ходил ко мне ежедневно, часами простаивал у окна моей палаты. Но тут эта мерзавка Анна пишет донос на папу и на меня в НКВД (это все подтверждено и теперь уже доказано!)» Дело даже не в том, подтвержден донос или нет – сейчас это уже не установить. Важна сама эмоция. Эпоха репрессий, захлестнувшая страну в конце 1930-х годов, произрастала долго, впитывая в себя различные человеческие пороки. Одни решали путем доноса семейные проблемы, другие «подсиживали» соседей или коллег по работе, третьи – улучшали жилищные условия (как это массово было в годы коллективизации), четвертые – просто сводили счеты. А следователи, которые и сами были плоть от плоти своей эпохи, с революционно-политическим рвением сводили все это в одно дело. В следственном деле А.З.Полянцева есть эта роковая запись: «Мне хорошо известно, что участником подпольной террористической организации эсеров является Полянцев Алексей Захарович, в прошлом эсер, который… принимает активное участие в борьбе против Советской власти…» И все – этого хватило, чтобы «обосновать» арест. Имя клеветника в таких случаях, обычно, не упоминалось. Но справедливости ради отметим, что имени Анны в тщательно просмотренных документах обнаружить так и не удалось. Допуская взбалмошный характер снохи, заметим, что Анна могла давать себе отчет, что вслед за тестем, скорее всего, заберут и ее мужа, в лучшем случае – снимут с директорского поста. Что же в таком случае будет с ее малолетним сыном? Да ей пришлось бы тогда оставить мечту о высшем образовании и вернуться в Челябинск. Но самое главное, чего не могла знать Анна, что в Челябинском управлении НКВД и без ее «помощи» уже вовсю разворачивалось сочиненное дело о террористическом эсеровском центре. Этот донос мог возникнуть, скорее всего, «под диктовку» в самом НКВД и силами своих же секретных сотрудников. Как бы то ни было, ордер на обыск в доме А.З.Полянцева был выписан 25 ноября 1937 года. А вот с арестом вышла заминка – за Алексеем Захаровичем пришли лишь 17 января 1938 года, через два дня состоялся и первый допрос. Клавдия Алексеевна вспоминала момент ареста:
«Было воскресенье, я была уже дома с Олечкой. Как папа радовался новому человечку, и не передать! И вдруг заволновался и стал собираться домой к Сергею, где была мама с маленьким Юрочкой: «Что-то там случилось?!» А время было 12 ночи. И все-таки он пошел, так как трамвай уже не ходил. Пришел он /к сыну/ в два часа ночи, а в три пришли и его забрали, не объяснив причины. Был обыск, в доме все перевернули, только папиного там ничего не было. Забрали все золотые вещи, что Сергею подарили тетки. Так что Анна подрубила сук, на котором сидела… Был обыск и у нас в квартире… Почему Сергея не сняли с работы, как меня, я не знаю. Меня сразу же уволили с ЗСО – номерной завод, мужа Василия сняли с должности главного инженера и поставили в мастера. Все это вы уже слышали и знаете… …Вот так, мои дорогие, проходила эта трагедия… Никто ни в чем не виноват, а виновато время, такая эпоха, жуткая, страшная…» Но и у этого времени были свои «герои». Были «кремлевские небожители»: всесильные на тот момент Генрих Ягода, Николай Ежов, Лаврентий Берия, под чьим «присмотром» в структуре НКВД развернулась настоящая вакханалия сфабрикованных следственных дел, которые заканчивались расстрельным приговором. Сегодня об этом написано много. Достаточно сказать, что при Ягоде в 1934–1935 годах было арестовано 260 тысяч, при Ежове в 1936–1937 годах – полтора миллиона человек, половина из которого была расстреляна. Челябинское Управление НКВД не было и не могло быть исключением из этого тотального процесса, захлестнувшего всю страну. Здесь тоже были свои герои: например, начальник УНКВД в 1937–1938 годах Павел Чистов, его заместители: Федор Лапшин, Фаддей Луговцев, Иустин Ворончихин и другие. На одном из совещаний в Челябинском управлении НКВД тот же Чистов высказал такое «критическое замечание»: «Плохо льется кровь врагов у нас в области, вот другое дело в Свердловске, там она по-настоящему течет рекой…» Установки, которые давались сотрудникам на местах, тоже «впечатляли». Так, бывший заместитель начальника УНКВД Фаддей Луговцев, сам попавший в 1939 году «под пресс» системы, показывал на допросах: «Чистов заявил нам, что «генеральным комиссаром Ежовым объявлена беспощадная война против всего кулачества, белогвардейцев и различных так называемых интервентов иностранных государств. Война эта должна быть проведена победоносно в области, так чтобы раз и навсегда покончить со всей этой сволочью. На войне должно быть, как на войне. Результаты настоящей войны всегда определяются количеством убитых, пленных, так и мы должны к этому подходить. Надо стараться, чтобы не было одиночек, если и забирать врагов, так забирать их целыми отрядами, взводами, ротами. Надо, чтобы пленных поменьше оставалось, а больше было бы убитых...» В показаниях чекистов часто встречается и партийная установка Чистова, которую он давал сотрудникам: «Нам говорилось, что может быть много попадет невинных, но имелось ввиду, что сегодня он невиновен, а являясь в потенции врагом, завтра он может быть способен на многие гнусные дела». Чуть позже Ф.Лапшин, сам оказавшийся на скамье подсудимых, признается: «Из совокупности всех действовавших в то время приказов и оперативных распоряжений по разгрому и изъятию контрреволюционных элементов, как я, так и работавшие со мной товарищи, делали вывод, что в стране происходит глубокая и решительная чистка тыла от всего враждебного советской власти элемента. Делая такой вывод, все мы горели желанием отдать свои силы и энергию этому делу…» Такой была атмосфера на местах накануне ареста А.З.Полянцева. «Горели желанием» – именно этот настрой и объясняет, что у Алексея Захаровича, волею своего времени имевшего «эсеровский шлейф» в биографии, практически не было шансов уцелеть… Читать и изучать следственные дела тяжело; даже просто смотреть на папки с документами тех лет, которые нам принесла немолодая, но вежливая и доброжелательная женщина – работница архива Челябинского управления ФСБ России. С виду – типично конторские, слегка потрепанные. Вот разве что на картонных переплетах обозначены «зловещие» годы: 1937–1938-й. И указания на документах: «Секретно». Откровенно говоря, не без оторопи были открыты эти папки. С какой же поспешностью, небрежностью они были подготовлены! Повсюду – множество нестыковок. Так, к примеру, в одной из бумаг местом работы А.З.Полянцева названо Управление ЮУЖД, а в другом – неведомый 7-й эксплуатационный участок. В графе «место жительства» записан не адрес дочери, где Алексей Захарович фактически проживал, а «устаревший» адрес сына Сергея. Дословно: «проживает на заводе Колющенко, дом 34/4, кв. 1». В анкете, заполненной следователем, в графе «имущественное положение» значилось: «Неимущий», хотя дальше на этом же листе можно было прочесть: «Конфискованы ценные вещи – браслет, кольца, столовое серебро». Судя по всему, на такие вещи в «следовательском марафоне» вообще не обращали внимания – зачем, если участь арестованного была заранее предрешена…
Едва А.З.Полянцев был арестован (справка об аресте завизирована начальником 4-го отдела УНКВД старшим лейтенантом Ворончихиным и начальником 2-го отдела лейтенантом Мальцевым), как ему была инкриминирована самая страшная, «расстрельная», статья кодекса: 58-я, пункты 2, 7, 8, 10, 11. Он проходил по самому крупному делу о так называемой «подпольной террористической организации эсеров» – делу, которое оборвет жизнь более 600 человек. Эсеры были удобной мишенью. Партия социалистов-революционеров появилась в начале ХХ века и ставила целью создание демократической республики, достижение политических свобод. Все хорошо, если бы не одно «но». Эсеры считали, что историю творит не народ, а личности, поэтому признавали индивидуальный террор. После февральской революции 1917 года эсеры вошли и во Временное правительство. К Октябрю их партия раскололась, и лидеры левых эсеров уже вошли в ленинское правительство. После подписания мирного договора с Германией в Брест-Литовске, эсеры устроили мятеж, и партия была запрещена. В 1922 году над бывшими лидерами эсеров был устроен показательный суд. Как бы то ни было, в революционной суматохе начала ХХ века с эсерами соприкасались тысячи людей. Поэтому в первом же протоколе допроса А.З.Полянцева записана стандартная фраза: «ВОПРОС: Вы арестованы как активный участник контрреволюционной организации эсеровского подполья. Признаете ли вы себя в этом виновным? ОТВЕТ: Да, признаю. Я действительно являюсь активным участником контрреволюционной эсеровской организации, и до самого своего ареста вел контрреволюционную (деятельность)». На титульном листе его дела также указано: «Полянцев А.З. В отношении эсеров есть одна важная деталь, которая отсутствует в протоколах допроса других обвиняемых. На вопрос, рассказывали ли ему о составе Союзного эсеровского центра, готовившего теракты против высшего руководства страны, А.З.Полянцев отвечает: «ОТВЕТ: Да, мне говорили, что в состав Союзного эсеровского центра входят: от левых эсеров – Камков, Спиридонова («легендарная» боевик с дореволюционным стажем), Самохвалов и Каховская, и от правых эсеров – Веденципин, Агапов, Гиндельмани и Мохов». Здесь примечательно деление эсеров на «правых» и «левых» и потрясающая осведомленность Полянцева о московских делах. Такие нюансы мог знать человек, действительно игравший значимую роль в эсеровском подполье, пусть и целиком придуманном. Суть в том, что роль «рядового эсера Полянцева» не устраивала следователей – не тот масштаб личности. Одновременно и в руководителя подполья его нельзя было записать, памятуя о связях А.З.Полянцева с наркомом путей сообщения Лазарем Кагановичем, который на тот момент оставался в силе, пользовался доверием Сталина и возглавлял наркомат путей сообщения. Это означало бы «бросить тень наверх». К слову, Каганович уже ничем не мог помочь бывшему железнодорожному оперуполномоченному и ревизору-инструктору ЮУЖД Полянцеву. На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года Каганович уже высказался за необходимость новых репрессий не только в вверенном ему наркомате, но и в советском обществе в целом: «Мы имеем дело с бандой оголтелых разведчиков-шпионов, озлобленных растущей мощью социализма в нашей стране и применяющих поэтому все средства изуверской борьбы с Советской властью, – говорил он. – Мы не докопались до конца, мы не докопались до головки шпионско-японо-немецко-троцкистско-вредительской, не докопались до целого ряда их ячеек, которые были на местах. Тут вредны слезы по поводу того, что могут арестовать невинных…» И все же стоит думать, что следователям пришлось поломать голову, выбирая А.З.Полянцеву роль в деле эсеров, пока, наконец, не представили его «кадровым эсером», а значит – давно затаившимся врагом. Этим и объясняется «временная заминка» между выдачей ордера на обыск и непосредственным арестом и первым допросом. Второй, более состоятельный допрос, протокол которого составил 22 машинописных листа, был проведен 26 марта 1938 года. По сути, это уже был не допрос, а «подписание бумаг» – на этих листах стоят 73 (!) подписи Алексея Захаровича. Кстати, в первом протоколе указано, что А.З.Полянцев будто бы установил непосредственную связь с руководством эсеровской партии в 1937 году, а во втором – на десять лет раньше, в 1927 году, уже в соответствии с выбранным «сценарием»… Дальше – дело техники. В протоколах допросов часть ответов являлись стандартными формулировками: «активно участвовал», «замышлял», «вербовал», «состоял»; перечислялась масса фамилий – большей частью тех, кто уже был осужден как «враг народа». Как только следователями УНКВД была придумана тайная террористическая организация, сразу же появился и «эсеровский областной центр». Задумались: а кто бы мог «проинформировать» их об этом центре из подследственных? Конечно же, не студент или домашняя хозяйка. Для этой цели лучше всего «подходил» А.З.Полянцев. Вот тогда-то он и был переведен из рядовых в «кадровые эсеры». Из допроса А.З.Полянцева: «ОТВЕТ: Да, мне известно, что в Челябинской области существовало так называемое руководящее ядро, состоящее из эсеров, вступивших в партию, и специально проводившее контрреволюционную деятельность внутри ВКП(б). ВОПРОС: Назовите персональный состав этого ядра. ОТВЕТ: В состав руководящего ядра эсеровской организации, проводящего контрреволюционную деятельность внутри ВКП(б), входили кадровые эсеры, вступившие в партию: Кравков – начальник овощекартофельного управления ОблЗУ, Шевченко – бывший председатель Троицкой межрайонной комиссии по урожайности, Альтов – директор Уралалюминийстроя, Орлов – бывший заведующий орготделом Облисполкома, Кириллов – бывший председатель Магнитогорского окрисполкома, Дудков – работал начальником планово-финансового отдела ОблЗУ, и Лузе Вячеслав. Это ядро создано Советниковым (первый председатель Челябинского облисполкома). ВОПРОС: Вы показали, что Советников возглавлял руководящее ядро эсеровской организации. Скажите, какое он имел отношение к эсерам? ОТВЕТ: Советников – кадровый эсер…» Стоит заметить, что среди перечисленных нет ни одного железнодорожника, словно профессиональная составляющая в деле А.З.Полянцева не имела для следователей никакого значения. В практике сфабрикованных дел это объясняется тем, что фигуранты просто переносились из одного дела в другое, подверстывались к новым протоколам допросов. Кроме того, все эти люди уже были на этот момент «изобличены» и «отправлены в расход». Сведения о разоблачении их как врагов и расстреле А.З.Полянцев мог получить из областной газеты. Возможно, потому он и согласился подтвердить, что будто бы сотрудничал с ними. Никто от этого его «признания» уже пострадать не мог… Подверстывались и «шпионские истории» – такой диалог тоже есть в протоколе допроса А.З.Полянцева: «ВОПРОС: Какой еще характер носила ваша связь с Лузе? ОТВЕТ: Я передавал Лузе шпионские сведения. ВОПРОС: Какие именно? ОТВЕТ: По роду своей службы я был в курсе дела о работе Южно-Уральской железной дороги и передавал Лузе сведения о всех происшествиях на транспорте, о пропускной способности дороги и о характере перевозимых грузов…» Следователей даже не смутил тот парадокс, что ревизору Полянцеву незачем было передавать какие-то сведения о ЮУЖД, если шпионажем в пользу Германии якобы занимался и был разоблачен сам начальник дороги Князев. Для «полновесности» дела использовался достаточно простой прием: реальные факты перемещения человека обрастали необходимыми следствию вымыслами. В частности, А.З.Полянцев не раз бывал в Свердловске (Екатеринбурге) по рабочим моментам. Свердловск был тогда центром огромной Уральской области. В 1933 году, когда было принято решение о разукрупнении области, создании Челябинской области и создании ЮУЖД, Алексей Захарович, естественно, вызывался в Свердловск для консультаций – прежде всего, по кадровому вопросу будущего руководства дороги. Естественно, встречался с людьми. В протоколе допроса фигурирует фамилия Березов. Вот только суть встречи изменена до неузнаваемости: «ОТВЕТ: К активной контрреволюционной деятельности я был привлечен в 1933 году Березовым… Информируя меня о наличии подпольной эсеровской организации, Березов рассказал мне о ее задачах и предложил развернуть активную контрреволюционную деятельность в городе Челябинске. ВОПРОС: Что говорил вам Березов о задачах нелегальной эсеровской организации? ОТВЕТ: Со слов Березова мне стало известно, что эсеровская организация ставит своей задачей вооруженное свержение советской власти и установление буржуазно-демократического строя». Из протоколов допроса мы можем предположить, что в качестве ревизора А.З.Полянцев по долгу службы не раз бывал в Усть-Катаве. Горнозаводской участок железной дороги был одним из самых сложных, к тому же одним из самых старых по времени строительства. Требовался постоянный мониторинг его состояния. Вдобавок в Усть-Катаве действовал крупнейший на тот момент на Урале вагоностроительный завод. Само собой, здесь тоже были встречи. В материалах дела они будут «оформлены» в нелегальную контрреволюционную эсеровскую организацию в Усть-Катавском и Катав-Ивановском заводах. Были указаны и другие горнозаводские города, где «кадровый эсер Полянцев вел активную работу»: «В течение 1933 и 1934 гг. в разное время мною были вовлечены в подпольную эсеровскую организацию активные эсеры: Шрамченко Контантин, бывший член ВКП(б), проживал в Миньяре, Плеханов Григорий Васильевич, бывший член ВКП(б), Афанасьев Константи Алексеевич, бывший член ВКП(б) – проживал в г. Сатке. В г. Златоусте мною вовлечены в эсеровскую организацию активные эсеры Сурков Василий, бывший член ВКП(б), и Санников Иван Федорович. Всем им я сообщил о наличии Союзного и областного эсеровских центров, и дал директиву развернуть контрреволюционную деятельность в соответствии задачам подпольной эсеровской организации…» В числе последних поездок А.З.Полянцева, естественно, был Магнитогорск. По дороге Алексей Захарович познакомился с женщиной, Верой Михайловной Ладыгиной. Обычная встреча, каких в жизни каждого бывает множество, как и предложение сходить в кино. Но под «творческим пером» следователей все получило совершенно иную окраску: «ВОПРОС: При каких обстоятельствах Ладыгина была вовлечена вами в эсеровскую организацию? ОТВЕТ: В сентябре месяце 1935 года я выезжал в служебную командировку в г. Магнитогорск, и в поезде познакомился с Ладыгиной. В беседе со мной она рассказала, что работает заместителем заведующего Облздравотдела, что в прошлом она состояла в партии эсеров, но сейчас отошла от эсеровских позиций и целиком поддерживает генеральную линию партии. Я не поверил ей, что она отошла от своих эсеровских позиций, и решил глубже прощупать ее политические убеждения. С этой целью я рассказал ей о том, что являюсь членом партии социалистов с 1905 года, и что у меня до сих пор еще остались «кое-какие» эсеровские взгляды. Убедившись в том, что я эсер, она призналась, что тоже стоит на эсеровских позициях. Подъезжая к Магнитогорску (она тоже ехала в Магнитогорск), я и Ладыгина договорились встретиться на другой день в кинотеатре в 8 часов вечера. ВОПРОС: У кого вы останавливались в Магнитогорске? ОТВЕТ: У меня там знакомых нет. В гостиницу я также не захотел ехать и прожил три дня в помещении для кондукторских бригад. ВОПРОС: А Ладыгина где останавливалась? ОТВЕТ: Этого я не знаю. ВОПРОС: Ваша встреча с Ладыгиной в Магнитогорске состоялась? ОТВЕТ: Да. В назначенное время я пришел в кинотеатр. Минут через пять туда же пришла и Ладыгина. В виду того, что билетов на 8-ми часовой сеанс уже не было, я предложил ей пройтись по улице. В разговорах на политические темы я окончательно выяснил ее враждебное отношение к советскому строю, рассказал ей о существовании в Челябинской области подпольной эсеровской организации и предложил принять участие в ее активной деятельности…» Впрочем, нужно остановиться – подобные примеры из следственных дел 1937–1938 годов можно приводить бесконечно. Но именно на основании таких измышлений прерывались человеческие судьбы. В обвинительном заключении по делу № 831, по которому проходил Алексей Захарович, – в одном на всех «бывших эсеров» – записано: «Контрреволюционная организация эсеров проводила свою враждебную деятельность в следующих направлениях: – приобретала огнестрельное оружие и боеприпасы. – проводила диверсионно-вредительскую деятельность в промышленности, транспорте и сельском хозяйстве. – в 1935 году произвела отравление воды питьевого водопровода в г. Челябинске специально изготовленными бактериями тифа, в последствие чего была вызвана эпидемия брюшного тифа среди рабочих ряда промышленных предприятий со смертельными результатами. – в 1935 году распространила эпизоотические заболевания чесотки и инфекционного аборта среди скотного поголовья колхозов области… – на протяжении ряда лет срывала подготовку инженерно-технических кадров для сельского хозяйства страны (МТС и совхозов) путем извращений и вредительства в педагогической работе города Челябинска – Института механизации сельского хозяйства, имеющего союзное значение. – через отдельных участников организации проводила шпионскую деятельность в пользу фашистских государств, передавая за кордон сведения о работе военных заводов, тяжелой промышленности, численности, составе, нумерации и вооружении военных частей, расположенных в Челябинской области…» «По настоящему делу было арестовано и привлечено к ответственности 662 человека, из них эсеров 374 человека, меньшевиков 42 человека, анархистов 5 человек, офицеров 8 человек, служащих полиции 14 человек, кулаков 158 человек, торговцев 13 человек, карателей-белогвардейцев 22 человека и прочего к.-р. элемента 9 человек». Расстреляны все… «Выписка из протокола №25 заседания тройки УНКВД по Челябинской области от 3 февраля 1938 года Постановили расстрелять: § 257 /Дело №831 4 отдела УГБ УНКВД Ч/о /по обвинению Полянцева Алексея Захаровича Приговор был приведен в исполнение 16 апреля 1938 года… На одном из допросов Алексея Захаровича спросили: «ВОПРОС: Ваш сын являлся участником эсеровской организации? ОТВЕТ: Нет. В глазах своего сына я старался казаться советским человеком и об эсеровской организации ничего ему не говорил…» Речь шла о Сергее Алексеевиче, который в то время возглавлял Челябинский завод им. Колющенко. Можно только догадываться, почему в отношении него дело спустили на тормозах – была «прекрасная возможность» перетряхнуть руководство завода. Скорее всего, пришла установка из Москвы – не трогать его, так как завод уже тогда выполнял некоторые оборонные заказы. Однако это уже другая история. А пока… Клавдия Алексеевна вспоминала: «Начались наши с мамой мучения. Ходили ежедневно к папе, к тюрьме. Простаивали в очереди по 10–12 часов, и все без результата. А потом сообщили, что он посажен без права передач и переписки. И так целых три месяца…» Алексея Захаровича они больше не увидят…
Лидия Яковлевна Полянцева Много позднее, уже в годы перестройки, в 1988 году, в «Челябинский рабочий» пришло письмо из поселка Градский прииск от бывшего старателя Юрия Леонтьевича Герасимова. Он сообщил, что еще в 17 лет пришел работать на Золотую гору, где издавна были шурфы и шахты. И рассказал: «На склоне мы пробили дудки, на 15-м метре начали горизонтальную выработку. Но не прошли и метра, как попали на старый штрек. Это был тупик, заваленный месивом из человеческих трупов. По-видимому, весь 15-метровый ствол шурфа был забит ими. Открыв шурф, мы допустили к ним воздух, и началось интенсивное шевеление массы… Я не помню обратной дороги, как товарищ вытащил меня наверх. Когда я чуть пришел в себя, он рассказал, что в 37–38-м годах Золотая гора была оцеплена часовыми. Близко никого не подпускали. По ночам до поселка доносились выстрелы. Случалось, что расстрелы продолжались всю ночь…» На перезахоронение останков в Челябинск приехал правозащитник академик А.Д.Сахаров. Его речь, тронувшая всех, была записана на пленку, передавалась по радио и телевидению. С той поры ежегодно, в сентябре, стали съезжаться на это святое место, чтобы почтить память невинных жертв, возложить цветы и зажечь поминальные свечи. Лежат ли здесь останки Алексея Захаровича Полянцева, или они в другом месте, ведает разве что Бог… Читать дальше: Сергей Алексеевич Вепрев О.В., Лютов В.В., Полянцев О.Г. Полянцевы: История семьи. - Екатеринбург: Банк культурной информации, 2018. | |
| Просмотров: 487 | |
А.З. Полянцев накануне ареста, 1937 год
| Всего комментариев: 0 | |