Имя собственное

Он буквально свалился в Челябинск – словно вдруг из ниоткуда. Его детство покрыто тайной. Из личного дела дословно известно лишь то, что Евсей родился в 1885 году в селе Страхово бывшего Бузулукского уезда Самарской губернии. О родителях Евсея Ращупкина и как они попали в Челябинск тоже мало сведений. Краешком упоминается, что отец был железнодорожным рабочим, а значит - мог дать сыну первоначальное образование. Иногда в справках говорится, что Евсей обучался в Реальном училище Челябинска, но «за неимением средств должен был бросить учебу» и посту­пил на Сибирскую железную дорогу «в службу телеграфа» в Челябинске. Это произошло в 1901 году, о чем есть соответствующая запись в трудовом списке.

Молодой, дерзкий, развитый, умеющий принимать нестандартные решения, он был созвучен большим событиям, которые захлестнули некогда сонную Челябу после прихода железной дороги. Вдобавок на смену уездному обывательскому захолустью пришло новое поколение, смелое, азартное, сделавшее само себя, накопившее силы и капиталы.

Естественно, бурный, стремительный рост Челябинска потребовал совершенно нового инфраструктурного мышления – и людей, которые им обладают. Таким генератором инфраструктурных идей был Василий Колбин, а воплотит их в жизнь Евсей Ращупкин. А встретятся они… на катке у сада-острова зимой 1902 года.

Колбинское благословение

До Ращупкина в Челябинске на фигурное катание никто не отваживался. Своими невероятными фигурными па на льду реки Миасс буквально потряс почтенную челябинскую публику. Место для катаний – Сад-остров, излюбленное место отдыха горожан – Ращупкин выбрал неспроста: была возможность и себя показать, и на других посмотреть. Здесь его и приметил Василий Михайлович Колбин – из коренных казаков-первопоселенцев, купец, предприниматель, много лет избиравшийся гласным городской думы. Забегая вперед, скажем: именно Евсею Ращупкину впоследствии предстояло воплотить в жизнь многие начинания потомственного казака.

Между тем, в начале 1900-х годов Василий Колбин своему покровительству над молодым человеком был рад и не рад. В жизни Ращупкина хватало всего с избытком. Он постоянно балансировал между жизнью и смертью, словно ему не хватало адреналина. Василий Михайлович убережет его, как минимум, от двух «неприятных вещей»: каторги и смерти.

Поколение 1880-х годов как раз входило в революционный азарт. 18-летний Ращупкин очень быстро сошелся со своими сверстниками – братьями Осокиными, будущими революционными боевиками. Примкнув к их подпольному кружку, он оказался хорошей находкой – работая на телеграфе, Ращупкин имел доступ к множительной технике, чем и воспользовался на благо правого дела.

11 октября 1905 года громкие гудки паровозов возвестили Челябинску, что железнодорожники присоединились к всероссийской забастовке. Кроме них оставили работу и телеграфисты, в том числе Евсей Ращупкин. Затем он ввяжется в вооруженные стычки революционно настроенной молодежи с челябинской полицией. А это уже серьезно, и грозило арестантской меткой.

Тогда за Ращупкина и вступился Василий Колбин, подключив к делу городского голову Александра Бейвеля. Люди опытные, тертые, они резонно рассудили, что юношеский радикализм пройдет, а талант техника, чутье на инженерные новации, столь необходимые городу, останутся. В итоге дело ограничилось тем, что Ращупкин был «взят на контроль» Оренбургского губернского жандармского управления.

Впрочем, он и сам немного поумнел – как-никак, двадцать лет…

Телефон для влюбленных

Василий Колбин сделал еще один очень толковый шаг, чтобы остудить революционный пыл, - он ввел Евсея в свое дело, в свой проект, которым горел с 1901 года: в телефонию. Проект двигался медленно. Лишь в конце 1904 года Василий Колбин получил сметы на устройство телефонной станции и обратился в городскую думу за разрешением на производство работ. Летом 1905 года на челябинских улицах начали устанавливать столбы и тянуть провода. Позднее приступили к монтажу коммутаторов в здании городского общественного дома.

Механиком этой первой телефонной станции и был принят Евсей Ращупкин.

К монтажу оборудования он приступил с азартом, буквально на ходу принимая верные технические решения. Первый телефонный звонок прозвенел в Челябинске в феврале 1906 года. Почти одновременно с ним Евсей Рощупкин был назначен распорядителем – директором – городской телефонной сети.

Он очень быстро оценил выгоду своего положения. Первоначально сеть объединяла всего 79 абонентов. Зато каких абонентов! Это были зажиточные горожане и купцы, коммерческие предприятия и учреждения, в том числе городская дума, полицейское управление, Челябинское отделение госбанка. Говоря образно, молодой Ращупкин вошел в деловую элиту Челябинска по телефонным проводам.

Вошел… и влюбился – в дочь челябинского купца Александра Адриановича Чикина Ольгу. Молодая кровь бурлила, юность жила страстными, но недолгими увлечениями. Роман с Ольгой Чикиной вышел красивым, бурным, но закончился ничем. Затем в орбите молодого техника появится еще одна челябинская красавица – Алевтина Родосская. Но и здесь «сердцу не приказалось». Душа ждала другую женщину. И она появится – Юлия Унгвицкая, чья семья была дружна с Чикиными…

«Змейка молодых людей с гиком мчалась по льду. На повороте миловидная и шустрая девушка, замыкающая ряд, не удержавшись, полетела в сугроб. Евсей протянул руку, помог выбраться из снега. С этого момента они пойдут рука об руку». Так опишет эту встречу челябинский краевед В. Борисов. 3 февраля 1908 года Евсей Ращупкин и Юлия Унгвицкая ступят на красно-белый пол Христорождественского собора. Василий Колбин сделает молодым хороший подарок: сначала снимет, а затем выкупит для них дом. Он сохранился и по сей день – по улице Свободы, 10.

Водопроводные страсти

Василий Колбин бурлил идеями – и Евсей Ращупкин закипал вслед за ним. Вот только новые проекты каждый раз натыкались на «неуемный консерватизм» большинства горожан.

Сегодня можно только умиляться патриархальным картинкам начала ХХ века – по пыльным челябинским улицам лошади медленно и чинно тянут большие бочки с водой. Быть водовозом считалось престижным: работа была хорошо оплачиваемой. Для городка в пять тысяч человек, каким Челябинск был до прибытия поезда, это и сошло бы. Но когда за пару десятилетий население увеличилось в разы…

Реально «поджало» в 1909 году – именно тогда была создана специальная Городская водопроводная комиссия. Это звучало гордо, а на деле большинство членов комиссии избегали заседаний под разным предлогом и не слишком были довольны обременительным проектом. В 1911 году комиссию возглавил новый городской голова Василий Андреевич Семеин; он и даст старт «инфраструктурной эволюции» города. В том же году Ращупкин был введен представителем Челябинской городской управы в комиссию по строительству водопровода.

Дело пошло быстрее. Первая очередь городского водопровода вступила в строй в феврале 1912 года. Была запущена в эксплуатацию насосная станция с очистными сооружениями (в районе нынешних «манхеттенских» высоток). Для обеспечения циркуляции была возведена водонапорная башня, что на улице Воровского, и построены 8 водораздаточных пунктов. 16 мая 1913 года был составлен акт о приемке водопровода, и Челябинск наконец-то вошел в список российских городов с централизованным водоснабжением…

Затраты должны окупаться – Ращупкин согласился с предложением включить «инвестиционную составляющую» в тарифы на воду. Для горожан он составил 2 рубля за тысячу ведер. Главными потребителями магистральной воды стали Переселенка, городская больница и, конечно, городские бани. Бесплатно вода поставлялась в военные казармы. Для богоугодных заведений городская управа выделяла специальные «марки», которые шли в оплату поставляемых услуг.

Была и еще одна уступка, на которую пошел Евсей Ращупкин и убедил в этом других. Правление Сибирской железной дороги «заартачилось» и попросило снизить цены на воду для нужд дороги – до 1 рубля 25 копеек за тысячу ведер (чуть выше себестоимости). В противном случае намеревалось построить собственный водопровод и водокачку. Рассудив, что крупного потребителя терять грешно, Ращупкин пошел на льготный тариф.

В целом, челябинцы платили исправно – по своему качеству после очистки магистральная вода была не в пример речной. Особенно это чувствовалось в период весеннего паводка, когда вместе со снегом сходила и накопленная за зиму грязь. К тому же пробы для анализа питьевой регулярно направлялись в Томский технологический институт, получая положительные заключения экспертизы.

Евсей Ращупкин, отладив столь сложный механизм, как городской водопровод, естественно, «пошел на взлет» - его звезда загоралась все ярче. И загоралась там, где по определению больше всего искрит – в энергетике…

«В пятьдесят горит свечей…»

Эпоха электричества началась в Челябинске с опозданием на двадцать лет. В том же Екатеринбурге электричество появилось в 1885 году, Златоусте – в 1889, Уфе – в 1898 году. Челябинская энергетика началась лишь в 1904 году, когда в Челябинске заработала первая дизельная электростанция. Своим рождением она была обязана Василию Колбину, модернизацией – Евсею Ращупкину.

Становление челябинской энергетики происходило не просто на его глазах, а прямо под боком. Дом, подаренный Ращупкиным на свадьбу, как раз находился в «колбинском квартале» (ныне угол улиц Труда и Свободы). Именно здесь, во дворе собственного дома, Василий Колбин выстроил «к ужасу обывателей» совершенную диковинку – «завод электрической энергии», как ее называли.

Челябинская энергетика началась, естественно, с перебоями, как и все новое. Первые городские фонари, расставленные по трем центральным улицам, то и дело гасли. В народе даже сложили песенку на этот счет:

Там, где Колбин-герой

С городским головой,

Точно братец с сестрой обнимается, -

От зари до зари

Не горят фонари,

И бродяги свободно шатаются.

В том, что за «чудачеством» Колбина – будущее, будет убеждать уже Ращупкин. Известно, что они говорили об этом незадолго до смерти Василия Михайловича в начале весны 1911 года, строили планы. Евсей Ращупкин чувствовал, что готов принять эстафетную палочку городской энергетики, осознавал и необходимость модернизации электрического хозяйства – старая станция уже не могла удовлетворять потребности растущего города.

Поддержку Ращупкину оказал все тот же В.А. Семеин, который включил развитие электростанции в первую Челябинскую инфраструктурную программу. В ее рамках планировалось построить городскую тепловую электрическую станцию установленной мощностью 250 кВт, работающей на копейском угле. Перед пуском новой электростанции в 1915 году газета «Голос Приуралья» сообщала, что челябинцы «заказали» более 8 тысяч лампочек в 25 свечей. Больше всего заявок, естественно, поступило от богатых владельцев домов по улице Уфимской.

Вкус к новому челябинцы почувствовали скоро и оценили выгодность вложений. Например, весьма сметливым «потребителем технических новинок» оказался купец и предприниматель Михаил Дядин, который отдал Ращупкину на откуп свою гостиницу на углу улиц Скобелевской и Азиатской (ныне улица Коммуны и Елькина) – мол, действуй. По своему техническому оснащению «номерам Дядина» в Челябинске не было равных. Здесь было установлено водяное отопление, проведен телефон, во всех 45 благоустроенных номерах горели электрические лампочки. Нужно ли говорить, что постояльцы не особо скупились за ценой.

Кстати, под началом Ращупкина на городской электростанции работало всего «восемь господ-монтеров», обслуживающих все электросетевое хозяйство. Потребуется три года, чтобы довести станцию до ума, чтобы вдвое увеличить запланированную мощность.

Но уже тогда Ращупкин понял и просчитал, что станция в «колбинском квартале» вряд ли поспеет за стремительным развитием города. Тридцатилетний начальник станции не без зависти смотрел в сторону Сатки или Златоуста – к примеру, на Саткинских «Порогах» мощность была втрое выше: 1,36 МВт, на Златоустовском металлургическом заводе станция выдавала 2 МВт. Поэтому, опережая знаменитый ленинский план ГОЭРЛО, Ращупкин еще накануне революции задумался над поиском другой площадки для совершенно новой электростанции…

Телеграф для Колчака

Светлым мыслям о будущем всегда мешает темное настоящее. Вслед за затянувшейся войной придет революционная смута, поделившая страну на «красных» и «белых». В общем, не до лампочек, проводов и изоляторов…

В начале лета 1919 года главной темой разговоров была начавшаяся колчаковская эвакуация казенных учреждений, предприятий, оборудования – в Сибирь. Это коснется и Евсея Ращупкина, когда он получит на руки предписание на вывоз телефонной станции со всем инструментом и запасными частями.

В архивных материалах сохранилась докладная записка, составленная Е.М. Ращупкиным: «В 3 часа ночи 24 июля станция была разобрана и погружена в вагоны. В это время пулеметная стрельба началась на самой станции и по выдвинутым эшелонам. Не имея никакой возможности предпринять что-либо для вывоза погруженного имущества, мы оставили все, вскочили на последний отходящий поезд и под пулеметным обстрелом выехали со станции Челябинск…»

Чем завершилась история с потерянным имуществом – неизвестно. Но будущая молодая советская власть «не оставит без внимания» путешествие Ращупкина по Транссибу вместе с колчаковскими войсками. Как факт явного сотрудничества с белогвардейцами, в его личном деле присутствуют удостоверения, выданные в разных городах и связанные с установкой телеграфной связи: «Дано сие технику Ращупкину в том, что ему поручена работа по проведению военно-телеграфной линии… Прошу оказывать технику Ращупкину полное содействие в виду спешности работ, вызываемых обстоятельствами военного времени…»

Он мог бы выехать в Харбин вместе с отступающими частями колчаковской армии, но не пожелал. Уезжавший тесть, отец Юлии, такой поступок зятя не понял. В семейном архиве сохранилось единственное письмо из Харбина, датированное 1930 годом. Унгвицкий-старший писал: «Я не получал /от дочери/ писем уже сто лет и потерял всякую надежду на это. Причина тому, вероятно, боязнь переписываться с Харбином… Ваша жизнь для нас загадка, разгадать которую мы уже и не стараемся… Целуем вас все крепко и желаем счастья и здоровья…»

Евсей и Юлия вернутся в новый, большевистский Челябинск осенью 1919 года.

Казнить нельзя помиловать

«Политика технику не нужна» - так вполне мог сказать сам себе Ращупкин. Вот только жизнь распоряжается по-другому. Дело о сотрудничестве Ращупкина с колчаковской контрразведкой взял на свой личный контроль сам председатель Челябинской ГубЧК Андрей Петрович Коростин. А в 1921 году инициировал арест.

Дочь Е.М. Ращупкина рассказывала, что в 1921 году ей было 10 лет, и она в силу возраста многое не понимала. Зато хорошо помнила мучительное ожидание отца. Кстати, для многих технарей Урала тот год закончился «расстрельной статьей» за сотрудничество с колчаковцами. Ращупкин тоже был приговорен к расстрелу.

К счастью, приговор не только почти сразу же отменили, но и вообще назначили Ращупкину «условное наказание с годичным испытанием». После чего сразу же назначили на должность… управляющего заводом «Столь и Ко» (завод им. Колющенко). Причина таких судебно-революционных поворотов достаточно понятна: молодой Стране Советов катастрофически не хватало специалистов, тем более способных воплощать технически сложные проекты.

Как рассказывала Зоя Евсеевна, судьбу отца решали два руководителя – все тот же Андрей Петрович Коростин и председатель Челябинского губернского совнархоза и председатель правления заводов Урала Даниил Егорович Сулимов.

- Расстрел Евсея Ращупкина ничего не даст, - убеждал он А.П. Коростина. – А вот потеря опытного хозяйственника для нас будет весьма ощутимой…

Инженер по особым поручениям

В начале 1920-х годов Ращупкину помог еще один человек: вновь избранный председатель Челябинского губисполкома Анатолий Иванович Парамонов, далеко не новичок в народно-хозяйственном деле. Он сразу почувствовал, что машиностроение – не ращупкинская стихия, и не стал его удерживать в должности управляющего механического завода.

Евсею Митрофановичу нравились нетривиальные идеи. Например, еще в 1920 году он загорелся планами по строительству радиостанции мощностью в 35 кВт, что позволило бы ей действовать в радиусе трех тысяч километров. В итоге неподалеку от городского сада – как раз в том месте, где расположен нынешний Челябинский радиотелецентр – в высоту, в небо, на 65 метров взметнулись четыре мачты…

Затем Ращупкин ввязался в еще один несвойственный ему проект – строительство нового моста через реку Миасс. «Зажег» талантливый инженер-строитель Павел Иванович Искосков, позднее строивший театр оперы и балета. Их многое сближало. Оба – люди с и инфраструктурным мышлением, способные технически чувствовать городское пространство. Оба «засветились» в армии Колчака: только один тянул телеграфные провода, а другой восстанавливал мосты и дороги. Оба в 1921 году оказались на «нарах» и благополучно избежали пули.

Строительство моста через Миасс

Новый мост на каменных быках строили быстро и с огоньком. Кстати, среди камнетесов Ращупкин приметит невысокого, но крепкого паренька, которых лихо махал кувалдой и обрезал камень, словно ножом. Ращупкин устроил его в училище – и тем самым дал путевку в жизнь Ивану Седову, знаменитому миасскому «Деду», который выстроит и площадку ГРЦ им. Макеева, и весь Машгородок в Миассе...

Ох уж эти стройки по течению реки Миасс! Инженер по особым поручениям Евсей Ращупкин с ними вплотную столкнется в 1924 году, когда при Челябинском окрисполкоме было создано бюро по использованию водной энергии Миасса с промышленной целью. От Ращупкина требовалось составить возможный план электрификации всей полосы, прилегающей к реке Миасс.

Вот только его выводы будут лежать в другой плоскости. В архивных справках указано, что Евсей Митрофанович числился «уполномоченным Челябинского окрисполкома по постройке Аргазинской плотины на реке Миасс по совместительству». Именно он в числе первых обозначил задачу по созданию на Аргазях искусственного пресного водоема, который в будущем станет главным питьевым резервуаром всего Челябинского промышленного района.

Что же до гидроэнергетики, то Ращупкин в своем докладе утешил членов бюро – мол, можно пока обойтись теми «водными силами», что есть. Например, поставить «в наиболее удобных местах гидравлические станции, которые должны снабжать электрической энергией селения, расположенные по реке в полосе до 10 верст в каждую сторону…» А затем предложил членам бюро подумать о том, «какое количество энергии потребно для обслуживания одного двора, чтобы дать крестьянину минимум к интенсификации своего хозяйства и поднятию своего духовного развития». Сошлись на том, что для решения этих задач достаточно двух ламп по 25 свечей в доме и одной лампы на крестьянском дворе; для уличного освещения полагалась одна лампа в 200 свечей на 10 дворов…

…плюс электрификация всей страны

Жить на изломе исторических эпох и тяжело, и трепетно. Для Ращупкина первая половина 1920-х годов – время деятельное, азартное, кипучее. Он в самом расцвете сил: сорока лет еще нет, а сделано уже немало, опыт жизни и работы накоплен. Он на виду и заметен не только в Челябинске. С 19 июля 1923 года он является уполномоченным комитета государственных сооружений ВСНХ РСФСР по строительству ЧГРЭС. А это уже серьезный управленческий вес.

Под его началом в Челябинске стартует коренная модернизация электрохозяйства города. Чтобы свести его воедино и под «неусыпный контроль» в 1924 году было организовано предприятие «Челябинские государственные электрические сети». Евсей Митрофанович стал его первым директором. Кроме того, все в том же 1924 году он вступил и в должность заведующего городской электростанцией, сосредоточив в своих руках и генерацию, и доставку электроэнергии потребителям.

Ему и карты в руки - первой задачей в новой должности стало привлечение опытных техников, с которыми Ращупкин когда-то работал и которые не сгинули в горниле гражданской войны. А главной целью: переломить отношение «идейных партийцев», многие из которых искренне считали, что ЧГРЭС – это нереализуемый проект в ближайшие десятилетия…

Ошибка в четыре года

В отношении Ращупкина есть одна историческая неточность, которая кочует по краеведческоим источникам. В свое время в одной из архивных справок была указана неверная дата: «В 1927 году Ращупкин назначен заместителем главного инженера, а затем главным инженером на строительстве ЧГРЭС». В Трудовом же списке записи иные: «С 17 января 1923 года – исполняющий обязанности заместителя главного инженера по постройке Челябинской районной электростанции (по совместительству). С 27 марта 1923 года – исполняющий обязанности главного инженера по постройке ЧГРЭС».

Потерянные четыре года в итоге словно вывели Ращупкина за пределы начальной истории станции. Его дочь Зоя Евсеевна, безуспешно пытавшаяся исправить 1927 год на 1923 год, с грустью скажет:

- Отец всегда кому-то мешал. Теперь получается, что к постройке ЧГРЭС он имел «случайное отношение».

Рассказывала и о том, что ее отец был знаком с талантливым металлургом С.К. Грум-Гржимайло, человеком, собственно, придумавшим Урало-Кузбасский проект. От него Евсей Митрофанович и узнал о той узловой роли, которая отводится Челябинску в новом проекте - город рассматривался как центр машиностроения, производства спецсталей и размещения оборонных предприятий.

То есть Ращупкин еще в 1923 году был уверен, что постройка ЧГРЭС есть основа основ и фундамент, как минимум, десятилетнего индустриального плана. Потерянные в архивных справках четыре года – это его напряженная работа по продвижению проекта, по «продавливанию» самой идеи ЧГРЭС, по «перезагрузке мозгов» челябинских обывателей и партийно-хозяйственного актива.

Вид на ЧГРЭС

Даешь ЧГРЭС!

В марте 1925 года на окружном исполкоме Ращупкин сделает большой доклад о состоянии электроснабжения города Челябинска и его района. Его выводы осторожны и пессимистичны – даже если мощность городской, колбинской станции увеличить до 6000 кВт, это не решит проблемы.

После совещания, не откладывая дело в долгий ящик, Евсей Митрофанович собирает все бумаги и едет в Свердловск. Ходит по партийным кабинетам, доказывая, что 6 тысяч киловатт – мера, по сути, паллиативная. Ходит по кабинетам Уральского облисполкома, напоминая, что речь идет не просто о строительстве отдельно взятой станции, а о ленинском плане ГОЭРЛО в целом.

Принципиальное решение будет принято 24 июня 1925 года, когда выйдет постановление Большого Президиума Уральского облисполкома о постройке Челябинской электростанции. Там же будет поручено челябинским властям «выдвинуть докладчиков для командирования в Москву». Среди них, естественно, был и Евсей Ращупкин. Помимо экономических обоснований, Ращупкин вез с собой полную раскладку аргументов по выбору места для строительства станции.

Выбор места тоже имел свою историю. Как рассказывала Зоя Евсеевна, отец однажды в частной беседе рассказал, что еще в 1904 году Колбин указал на этот вариант, как на один из самых перспективных: участок, ограниченный маслозаводом, тюрьмой (исправительным домом), рекой Миасс и железной дорогой. Все, что нужно: водные ресурсы и подъездные пути – было под руками.

В сентябре 1925 года в Москве этот выбор будет признан самым удачным. Но окончательное решение о строительстве ЧГРЭС на «федеральном уровне» было принято лишь 6 мая 1927 года. Станцию запроектировали на 150 тысяч кВт. Рабочим топливом служил бурый уголь. Торжественную закладку станции приурочили к первому 10-летнему юбилею революции – на 6 ноября 1927 года…

Проекты не для твердолобых

Строительство ЧГРЭС, положившее начало индустриальному Челябинску, естественно, не обошлось без многочисленных накладок. Рядом, за забором одной стройки, соседствовали ударный труд и откровенное вредительство, искренний энтузиазм и пренебрежение к элементарным человеческим потребностям. Новые технологии рождались в пыли кустарщины, аварии и простои были платой за столь стремительное «подключение» к индустриальному миру.

Инженер по поручениям, как звучала должность Ращупкина с мая 1926 года, он испытает это на себе в полной мере. И не только когда будет втолковывать тому или иному работнику, как правильно укладывать кабель…

Строительство ЧГРЭС с самого начала обросло не столько чертежами и технической документацией – ее-то как раз катастрофически недоставало, - сколько всевозможными инструкциями и «революционно-бдительными» распоряжениями. Если говорить грубо, Евсея Ращупкина буквально «достали» деятели окружного и городского советов и прочих «губкомов», блокировавшие решения даже чисто технических вопросов. К примеру, осенью 1929 года на заседании городского совета по подготовке к зиме, на Ращупкина обрушились с критикой, что энергомощностей совершенно не хватает. Он предложил «резервное решение»: пока идет строительство ЧГРЭС, приобрести новый мощный турбогенератор для городской станции. Естественно, был обвинен в распылении средств и срывах плана ГОЭРЛО.

Ращупкин тогда вспылил и назвал «аргументы» работников областного СНХ «плановой целесообразностью твердолобых». Обидный упрек в «твердолобости» Ращупкину не простят – припомнят позднее, когда будет формироваться его следственное дело…

читать дальше