| Главная » Статьи » Южноуральский биограф » Современники (XX-XXI вв.) |
Большой Урал
Во второй половине 1920-х годов Евсей Ращупкин работает в полную силу. Он не мог не чувствовать размах планов, которыми загоралась страна. Возведение генерирующих мощностей открывало перспективы и для производства, и для городского хозяйства. Сразу по приезду с Всероссийского съезде представителей коммунальных электростанций, Ращупкин подготовит для Челябинского горсовета проект постановления «О развитии Челябинска как индустриального центра», где первой задачей будет ускоренное завершение строительства ЧГРЭС. Аргументировал просто и доходчиво: затягивая строительство станции – «затягиваем петлю на своей шее», не выполняя поручений партии и правительства. Как в воду глядел – в 1930 году начинает разворачиваться дело Промпартии, где главным обвинением стало «замыливание» и срыв индустриальных планов. В это же время Пленумом Уральского обкома партии был утвержден план развития «Большого Урала», который предусматривал, по сравнению с заданиями первой пятилетки, резкое увеличение промышленного производства и втрое – объемы капиталовложений. Основной упор делался на ускоренное сооружение ударных объектов, к каким, безусловно, относилась ЧГРЭС. Соответствующее постановление Президиума Челябинского горсовета было принято 7 октября 1930 года. В нем, в частности, говорилось, что «осуществленное и намеченное планом «Большого Урала» сооружение в Челябинске ряда промышленных гигантов: тракторного, цинкового и других заводов, двух районных электростанций, электротермического комбината уже к концу текущего пятилетия превращают Челябинск в крупнейший индустриальный центр Урала…» В городском плане значились и вполне конкретные мероприятия – например, строительство городской понизительной подстанции для приема тока от ЧГРЭС, а также планировалась постройка свыше Да, кстати, - в тот план индустриального развития Челябинска Ращупкину удалось включить то, чего не удавалось прежде его покровителю и наставнику Василию Колбину - прописать строчку о строительстве трамвайных линий: длиной в
На трамвае за электричеством
Предысторию челябинского трамвая Евсей Ращупкин мог бы рассказывать долго и в красках. Ращупкин, естественно, был посвящен в планы Василия Колбина о строительстве трамвая и, возможно, читал бумагу с прошением, которую Колбин еще в 1906 году намеревался отнести в городскую думу на стол городскому голове А.Ф. Бейвелю. В предложении говорилось, что Колбин берет все расходы по строительству линий на себя (от города требовалось лишь мощение улиц, по которым пройдут линии), эксплуатирует трамвайную сеть и вагоны в течение 36 лет, а затем передает это хозяйство в собственность города. Увы, натянутые отношения с градоначальником и мощное лобби частных извозчиков не позволили реализовать этот проект в рамках, как сказали бы сейчас, частно-государственного партнерства. Через год в «трамвайном проекте» появится еще одно имя – свое заявление на заданную тему направит в городскую думу Абрам Арнольдович Месс, предприниматель, временно проживающий в Челябинске. Вот только речь в этом заявлении шла не об электрическом трамвае, а о трамвае на конной тяге. Но и эта «концессионерская идея» была отклонена. Следующие причины, отложившие день рождения челябинского трамвая, известны: первая мировая война, революция, гражданская война, разруха, голод и неразбериха 1920-х годов и т.д. К началу 1930 годов необходимость трамвая была Ращупкину совершенно очевидна. Обсуждая проект постановления, он убеждал членов совета: - Откладывать строительство трамвая нельзя. Вместе с заводами растут рабочие поселки и сам город. Сейчас здесь 75 тысяч жителей, а в 1933 году, к концу пятилетки, такими темпами будет за двести тысяч. Автобусов в городе нет, так как для этого нужно замостить большинство улиц. Трамвай же не требует таких объемов мощения. А главное – такие крупные строительства, как тракторный завод, завод ферросплавов, ЧГРЭС, завод сельскохозяйственных машин настоятельно требуют скорейшего обеспечения внутригородским транспортом. От этого в немалой степени будет зависеть успешное развитие и производства, и города. И убедил – да так, что в постановлении Президиума от 31 января 1930 года было записано: «Считать абсолютно необходимым приступить к строительству трамвая в городе Челябинске… с расчетом окончания первой линии к 1 августа 1930 года». Погорячились, конечно, со сроками. Первый пробный пуск трамвая от улицы К. Маркса до вокзала состоится лишь 5 января 1932 года…
Первый ток
Но главным детищем Ращупкина оставалась ЧГРЭС. Поэтому и принимал близко к сердцу любые проблемы, связанные с этим строительством. Низкая квалификация и некомпетентность инженерного состава и обыкновенных рабочих; отсутствие культуры при работе с новейшим по тем временам оборудованием; неорганизованность, чехарда проектно-технической документации – все это происходило на фоне действительно героического труда многих и многих и создавало самую что ни на есть гремучую смесь. Проблем было с избытком. В одном из секретных постановлений бюро окружкома ВКП(б) о ходе строительства ЧГРЭС (февраль 1930 года) приведен целый перечень острых тем: «Строительство ЧГРЭС в отдельных значительных частях ведется беспланово. Календарный план строительства не обеспечен своевременным поступлением проектов и чертежей, не увязан с поступлением на строительство требуемых материалов и оборудования. Организация работ неудовлетворительная. Производители работ стройучастков до сего времени не имеют конкретных заданий, не знают, что каждый из них будет строить в сезон. Рабочие массы и инженерно-технический персонал в производственные вопросы строительства не вовлечены…» Несмотря на все перипетии, 6 ноября 1930 года состоялся торжественный митинг в честь пуска электростанции. За участие в строительстве ЧГРЭС Евсей Митрофанович был премирован… путевкой в санаторий. Вот и вся благодарность человеку, который изыскал промплощадку для строительства станции, провел первые работы, обосновал выбор и подготовил в середине 1920-х годов докладную записку, от которой в дальнейшем проектировщики и «танцевали». Впрочем, обиды ни к чему. Да и тогда, в начале 1930-х годов, о трудовых победах на ниве энергетики говорить было преждевременно. Этап технического развития станции проходил сложно. ЧГРЭС потребуется целых пять лет, чтобы выйти на установленную проектную мощность - 150 МВт…
Сетевые подключения
Так уж вышло, что Евсей Митрофанович будет смотреть на становление ЧГРЭС словно со стороны – в должности директора старой городской станции. А по совместительству как всегда - назначен начальником Челябинской конторы по строительству Южно-Уральских электрических сетей. Ращупкин понимал, что под новые мощности придется практически заново возводить систему сетевого хозяйства, и работы предстоит много. Евсей Митрофанович – частый гость в Свердловске, где в апреле 1930 года было организовано Уральское управление электростанций «Уралэнерго». Немало часов он проведет в кабинете его начальника В.В. Борисова, выбивая ресурсы и материалы. В итоге уже в 1933 году протяженность линий электропередач увеличится практически вдвое, а вокруг ЧГРЭС появится «золотое кольцо» ЛЭП, связавших челябинскую станцию с Кыштымом, Карабашом и Златоустом, где впервые на Урале стало применяться напряжение 110 кВ. Но главное «лежбище», конечно, в Челябинске. На задах нынешнего Центрального рынка в 1930 году началось строительство самой мощной по тем временам распределительной подстанции «Восточная». С ее пуском город стал получать электроэнергию напрямую от ЧГРЭС. Еще через год был проложен кабель к подстанции «Сосновская» - для питания головных сооружений горводопровода. Старую маломощную городскую электростанцию отчасти демонтировали и переоборудовали в тяговую подстанцию для трамваев. А вот с подстанцией «Южной» между Копейском и Челябинском «не задалось» - она превратилась в долгострой на восемь лет. Строителей шумно критиковали на совещаниях и в местной прессе, а потом просто махнули рукой. И дело не в том, что Ращупкин «разленился» или ему изменил организаторский талант. Просто это место оказалось «забронированным» под другой проект…
Разговор в трамвае
Два человека – они вполне могли сесть в трамвайный вагон и под стук колес проехать по улице Сталина, как тогда называлась улица Российская, - вдоль берега реки Миасс в сторону ЧГРЭС. Было бы грехом не показать свое трамвайное детище человеку, который запустил в Баку первую советскую электричку, проектировал и открывал трамвайные линии в Воронеже, Царицыне и других городах. - Ты пойми, Евсей Митрофанович, ЧГРЭС – только начало, - прислушивались к разговору пассажиры. – Челябинск – это большой промышленный город. Сколько заводов строится! Но этот город не один. Нам нужна большая Трансуральская электросеть, которая вдоль всей уральской каменной гряды тянула бы свои ЛЭП с напряжением 220 кВ. И связывала бы воедино генерирующие мощности. А главное, на каждом бы этапе – от Тагила до Магнитогорска – стояли мощные тепловые электростанции. Иначе мы просто останемся за бортом индустриализации… Собеседником Ращупкина был Владимир Александрович Радциг, удивительный человек, представитель обрусевшей немецкой династии, давшей России несколько выдающихся ученых и инженеров. Он приехал на Урал с конкретной задачей – подыскать наиболее оптимальные места для постройки ТЭЦ. В этом ему не было равных. Радцигом было подобрано 40 площадок, на которых построено 20 ГРЭС, ТЭЦ и ГЭС, в числе которых станции в Волгограде, Астрахани, Иваново, Казани. Радциг рассказывал Ращупкину о больших проектах, о том, что помимо возводимых тракторного и ферросплавного заводов, в Челябинске планируется построить крупнейший по тем временам газо-химический комбинат по переработке нефти, а для такого производства должен быть «энергетический дублер». В итоге для размещения ТЭЦ была выбрана свободная площадка между Челябинском и Копейском, на которой в годы войны разместятся несколько эвакуированных предприятий и будут построены первые цеха трубопрокатного завода. В «плюс» проекту были и удовлетворительные грунты с глубокими водами, наличие железнодорожной ветки, по которой доставлялся уголь. Вопрос со строительством будущей ТЭЦ-1 был решен положительно: технический проект и генеральную смету утвердили в 1934 году. А газо-химический комбинат – к счастью или нет для Челябинска – тогда не состоялся, «ушел» в Уфу…
Первый «звоночек»
А пока – мечты о будущем омрачало суровое настоящее. «Болезни роста» преследовали челябинских энергетиков. Только за первые полтора года работы ЧГРЭС произошло больше двухсот аварий – вой сирен, сигнализирующих об очередном ЧП, был ежедневной «нормой». На станции появилась даже новая штатная единица - инженер по авариям. Долго искать виноватых – не в русском характере; после краткого разбора удар наотмашь по конкретному человеку – вредитель. Энергетика становилась «разменной монетой» советской политики и одним из главных «действующих лиц» следственных дел. Первый – и очень внятный для Ращупкина – звонок прозвучит весной 1933 года. Долгое время на ЧГРЭС показывали высоким посетителям гордость станции: работающие английские турбины «Метрополитен Виккерс» производства 1929 года – те самые, за которые хлопотал Ращупкин, так как аналогов подобного оборудования в России просто не было. А потому он невольно стал участником спецоперации ОГПУ по разоблачению иностранных шпионов. По делу «Метро-Виккерс», а главным государственным обвинителем выступил прокурор А.Я. Вышинский. Суть дела такова. В 1931-1932 годах на целом ряде электростанций, в том числе Челябинской и Златоустовской, зафиксированы систематические аварии, связанные с выходом из строя котлов, турбин, генераторов, а также факты работы станций в половинную мощность. Подозрение пало сначала на представителей английской компании, поставлявших и монтировавших оборудование, а затем – и на своих. Встречался Евсей Ращупкин с англичанами или нет – это вопрос без ответа, хотя логика подсказывает утвердительный вариант: иностранные специалисты не были диковинкой на Урале. Но основным «козлом отпущения» по делу стал директор Златоустовской станции В. Гусев. А вот его Ращупкин знал, и знал хорошо. Приводя справку о Гусеве, Вышинский говорит о том, что тот с 1918 по 1920 год служил в армии Колчака, куда поступил добровольцем, а затем, «отсидевшись в лесах», вернулся в Златоуст. Более того, Зоя Евсеевна вспоминала, что Гусев часто приезжал к ним домой вместе с женой и детьми. Так что прокурорские слова Ращупкин, естественно, принял на свой счет. Тем не менее, показательный апрельский процесс 1933 года минует Ращупкина стороной, в отличие от главного инженера ЧГРЭС Н. Витвицкого. Но в том, что должность энергетика – должность «расстрельная» - Евсея Митрофановича убеждать было уже не нужно. Не пройдет и года после речи Вышинского, как в Челябинске рванет…
За плотно закрытой дверью
Это произошло весной 1934 года. «В Челябинске разом погасли огни, остановились заводы, замерли трамваи. Прекратилась выпечка хлеба и не стало воды в водопроводе. А беспроволочный телеграф разнес весть: авария на электростанции! Авария действительно произошла. Только не на самой ЧГРЭС. Около плотины взрывали ледяной затор, который мешал паводку. Как закладывали взрывчатку, почему при взрыве вылетел щит и хлынула вода из водохранилища, оголив заборное устройство, питающее водой электростанцию?» Вопросов было много, если даже секретарь обкома партии Кузьма Рындин на второй день после аварии сокрушенно говорил управляющему «Уралэнерго» Я.Д. Березину: - Яков Давыдович, сам же понимаешь, от ЧГРЭС зависит работа всей нашей промышленности. И вдруг узнаем по телефону… Ну знаешь ли, товарищ дорогой, всего ожидал, но чтобы люди своими руками взорвали плотину?! Нет, такое положение дальше терпеть нельзя! У них редкий день обходится без аварии. - Предполагаете, диверсия? - спросил Березин. - Улик нет. Но расхлябанность, ротозейство равны диверсиям. Ты старый чекист, вот и разберись. Он и начал разбираться, одновременно вступив в новую должность…
Я.Д. Березин Дочь Ращупкина вспоминала, как в 1934 году в один из вечеров к ним в дом вошел коренастый человек, невысокого роста, с черными усами, и плотно закрыл за собой дверь. Он всегда плотно закрывал дверь, словно не хотел, чтобы кто-нибудь услышал разговор. Человеком на «тайной вечере» был новый директор ЧГРЭС Яков Давыдович Березин – когда-то бывший сотрудник для особых поручений при Председателе ВЧК Ф.Э. Дзержинском. Его появление в Челябинске в 1934 году на весьма «небольшой» должности не было – просто не могло быть! – случайным. О чем говорил Яков Давыдович с Евсеем Митрофановичем за плотно закрытой дверью – можно лишь догадываться. Но общий тон был понятен – дела на ЧГРЭС были аховыми. Ращупкин даже горько шутил на этот счет – мол, Климент Ворошилов «накаркал», когда в 1931 году посетил ЧГРЭС и оставил запись: «Хорошая станция и народ подобрался, по всей видимости, недурной, только следовало бы и строить, и содержать станцию в чистоте и образцовом порядке». - Сумели же построить гигант, а организовать производство, навести порядок - на это не хватает ума и умения, - говорил Березин своим энергетикам. Яков Давыдович возьмется за станцию основательно. А «тыл» в виде сетей оставит на командование человеку, в котором был уверен: Евсею Ращупкину…
Рождение ЧГЭС
Естественно, Евсей Митрофанович был рад за своего коллегу и чувствовал его поддержку, возможно, даже некоторое покровительство. Но стоит думать, между Ращупкиным и Березиным была одна принципиальная профессиональная договоренность – на тот момент именно сети становились «основным направлением удара», который абы кому не доверишь. - Ты пойми, Евсей Митрофанович, низкая пропускная способность сетей – самый главный тормоз, самое уязвимое место. Это даже не смешно. Запустили первую очередь ЧГРЭС мощностью 24 МВт, запустим вторую, третью. А зачем, если сети выдают всего 4,5 МВт? - Так ведь мы постоянно говорим об этом. Недавно просили - Будут деньги, обещаю…
В 1934 году объемы денежных вложений в Челябинские электросети составили 787,5 тысяч рублей – никогда прежде таких средств не выделялось. От Ращупкина требовалось максимально эффективно их использовать. В тот год, как вспоминает Зоя Евсеевна, она практически не видела отца. Если учитывать, что средняя стоимость договоров подряда на прокладку кабеля составляла 10-15 тысяч рублей, то можно представить, какое количество актов приемки прошло через Ращупкина. В мае 1935 года в системе «Уралэнерго» произойдут новые структурные изменения – Челябинский энергетический узел, как один из ключевых, в связи с бурным ростом промышленных предприятий был выделен в отдельную, самостоятельную единицу. Все балансовое имущество перешло во вновь образованное предприятие: Челябинские городские электросети. По настоянию Я.Д. Березина в мае 1935 года Е.М. Ращупкин будет назначен управляющим в Челябинские городские электрические сети – первым директором ЧГЭС.
Акт подписан
Большая трагедия начиналась с маленького доноса. В 1936 году, когда строить свою карьеру, «сдавая» другого, стало в порядке вещей, коллега Ращупкина по ЧГЭС, знающий специфику работы и не лишенный «директорских амбиций», первым оговорит своего начальника, подписав донос и поставив под удар семью дочери Ращупкина, Зои, которая недавно вышла замуж и родила ребенка. Мол, Ращупкин принял на работу, и сразу на инспекторскую должность, своего зятя и затем покрывал его плохую работу. Эта докладная недолго пролежала у чекистов под сукном. Осенью 1936 года в газетах появились критические статьи, направленные уже лично против директора ЧГЭС. А в декабре, за несколько дней до Нового года, в дверь к Ращупкину постучали… Уже в камере он получит еще один объемный документ: акт на 47 листах, подготовленный по требованию следователей НКВД, содержащий массу специфической энергетической фактуры и подписанный комиссией из авторитетных инженеров-электриков. Он читал страницу за страницей и понимал – шансов нет. В этом акте на скорую руку все было смешано: перегибы кабеля и пробои изоляции, чугунные муфты и «низкорасположенные токоведущие шины», фидеры и масляные выключатели, закороченные линии, обрывы и перехлесты проводов и даже попадание животных в трансформаторные подстанции, что и сейчас не редкость и является рядовым случаем. Повсюду на страницах акта многочисленные нестыковки, неуместные упрощения и допущения, подмена понятий, а затем – сверхжёсткие «заказные» выводы, домыслы как доказательство вины… Этот акт о вредительстве, написанный «чохом», станет основанием для ареста и других, кто хоть как-то был причастен к «работе электросетей города». Кстати, человек, инженер, написавший донос на Ращупкина, тоже станет одним из основных действующих лиц того акта – получит десять лет лагерей, где и исчезнет бесследно…
Провожая отца
О событиях последних дней Евсея Митрофановича его дочь Зоя Евсеевна рассказывала челябинским краеведам Владимиру Борисову и Олегу Вепреву – рассказывала в надежде, что когда-нибудь имя ее отца выйдет из неоправданного забвения. Это произойдет лишь однажды – в мае 1990 года в газете «Челябинский рабочий» появится долгожданный очерк… «28 декабря 1936 года ночью постучали в окно, - вспоминает Зоя Евсеевна. – Подошла мама, Юлия Александровна, и сказала, что незнакомым людям среди ночи она открывать не будет. Но «гости» настаивали. Тогда Евсей Митрофанович подошел к окну и, увидев петлицы, произнес: - Открой. Это за мной… Они вошли в дом, с ними был понятой. Сразу приступили к обыску, искали даже в постели трехмесячного ребенка. Собрали мои студенческие фотографии, и, заставив отца расписаться на каждой, унесли с собой. Отца увели… Несколько дней нас не трогали. Потом пришли производить конфискацию имущества. Дядька был добрый – завышал цены, не брал хорошие вещи. Мы подали пыжиковую шапку отца. - Уберите, вам самим пригодится зимой. И действительно я ее очень долго носила. Не стал он описывать и мебель из орехового дерева…» А потом пришли трое в милицейской форме и бесцеремонно попросили выехать из дома. Юлия Александровна обратилась в народный суд. - Это беззаконие, - сказал судья, а потом куда-то позвонил и подошел к ней: - Я вам ничего не говорил. Переезжайте от греха подальше. А то тоже будете там… Ращупкины переехали в район вокзала, на улицу Чехова, в маленький дом, где было так тесно, что сына приходилось класть спать на стол. В старом же доме на улице Свободы поселился работник НКВД с женой – должно быть, «бонус» за удачно составленное дело…
Е.М. Ращупкин О чем мог думать Евсей Митрофанович, сидя в темной камере? О том, что его судьба развязывается так глупо и нелепо… О том, как же теперь будет жена Юля, которая, может быть, и хотела уехать за отцом в Харбин, но осталась с ним, с любимым человеком, с Евсеем… О том, что его дочка Зоя больше не будет его обнимать, радуясь возвращению отца с работы, а внук… Думал и о своих коллегах, которые «прицепом» пошли по его делу. Например, о Викторе Ивановиче Фатееве, которому он поручил возглавить электротехническую лабораторию и на которого возложил анализ произошедших аварий. Думал о Павле Филипповиче Ракушеве, который работал в отделе новых разработок, занимался изобретательством и инновациями. Думал об Иване Федоровиче Назарове, «начальнике транспортного цеха», в чьем гараже было три с половиной машины. Но больше всех переживал за Василия Яковлевича Кузнецова. Это был замечательный инженер-самоучка, с которым Ращупкин начинал в 1912 году на челябинской городской телефонной станции, а затем взял с собой в монтеры на городскую электростанцию. Кузнецову с лихвой припомнили не только «вредительскую деятельность», но и то, что его жена Мария Григорьевна, была дочерью богатого купца, имевшего обширные деловые связи в Москве.
Последние надежды
Однажды вечером, как вспоминала Зоя Евсеевна, к ним прибежала незнакомая женщина и с порога сказала: - Бегите скорее, Евсея Митрофановича будут перевозить из тюрьмы в здание НКВД. Может быть, и встретитесь… Зоя Евсеевна успела добежать – заключенные вышли из «воронка», офицер приказал им сесть и положить руки за голову, а сам прошел в здание. Улучив момент, она кинулась к отцу на шею, обняла. Тот прошептал: - Я ни в чем не виноват. Не верь никому и ни с кем об этом не говори… В это время вернулся офицер, взял Зою за плечо и оторвал от отца. Заключенные встали и пошли. Евсей Митрофанович шел последним. Она видела его и не узнавала: он был весь черный, словно погасший, в каких-то лохмотьях. Перед входом обернулся, грустно улыбнулся и махнул рукой… На суде все обвиняемые по делу ЧГЭС отказались от своих показаний, сославшись на их преступное добывание, чем вызвали замешательство суда. Евсей Митрофанович даже сообщит жене, что после судебного заседания впервые досыта наелся и выспался. А адвокат, защищавший его, сказал Юлии Александровне: - Сгубить такого человека – это было бы невероятно… Но чудес не бывает. Дело Ращупкина перенаправили «революционной тройке», которая «церемониться» не стала. А дальше – женщины поехали в Москву: Зоя Евсеевна и Мария Григорьевна Кузнецова. Одна – хлопотать за отца, другая – за мужа. В Москве Мария Григорьевна позвонила жене маршала Шапошникова, с которой была знакома. - Прости, Маша, но вряд ли чего получится, - услышала в ответ. – Борис Михайлович, уходя утром, каждый раз прощается так, словно не знает: вернется он домой или нет. В Верховном суде у лифта они случайно встретились с Вышинским, несколько минут стояли вместе, но холодные, словно металлические глаза «народного советского прокурора» не позволили заговорить… В Челябинске кто-то сказал Зое и Юлии Александровне, что есть телефон на почтамте, где можно узнать судьбу репрессированных. - Что вы хотите узнать? – спросил голос в трубке. - Жив ли такой – Ращупкин, Евсей Митрофанович? - Жив, выслан в дальние лагеря на десять лет без права переписки… Мы с мамой облегченно вздохнули. «Утешали себя, что еще встретимся. Всю жизнь мама берегла шубу отца, даже в очень тяжелые времена не смогла, не решилась продать. Все думала: вот-вот встретимся, вот-вот придет…» Нет, не придет… Зато пришла война, которую они стоически выстояли. Зоя Евсеевна даже получит медаль «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны». Затем, в 1955 году, Ращупкин будет реабилитирован. «Юлию Александровну с дочерью вызовут в КГБ, - пишет В. Борисов. – Встретили исключительно вежливо и подсказали: нужно похлопотать о доме. Дом вернули. Рабочие ЧГЭС, узнав о реабилитации Евсея Митрофановича, помогли с переездом, в дом провели отопление, обновили проводку, помогли с вещами…»
Спустя почти полвека, 4 августа 1989 года в отдел ЗАГС города Челябинска пришло извещение от управления КГБ по Челябинской области с просьбой внести исправления в запись о смерти Ращупкина Евсея Митрофановича, 1885 года рождения. Требовалось исправить дату смерти: с 1 декабря 1944 года на 14 января 1938 года, и причину смерти: «рак желудка» - на «расстрел». Вдобавок сотрудники госбезопасности подтвердили, что в фамилии Евсея Митрофановича должна стоять буква «А», а не «О», как это прижилось в современном краеведческом обиходе… По улице Ращупкина (вместо послесловия)
«Замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы слишком ленивы и не любопытны», - так написал А.С. Пушкин в своем «Путешествии в Арзрум», встретив пыльную арбу с телом Грибоедова. Увы, русского человека не переделать – ни в его силе, ни в его слабостях. Один из старых рабочих ЧГЭС, который в 1955 году после реабилитации Ращупкина перевозил вещи его семье, в сердцах говорил о том, что мир устроен неправильно, и что обязательно нужно выйти с предложением о названии улицы в Челябинске в память Евсея Митрофановича. И даже сказал, какую именно. По этой улице Ращупкин «ходил – не переходил». И когда она была Казарменной, а окна «колбиновского дома», подаренного молодой семье, выходили на соседские тесовые крыши. И когда ее переименовали в улицу Всеобуча, по которой он из своей родной городской электростанции шел в сторону будущего героя ГОЭРЛО. И когда она стала улицей Сталина, где, ничтоже сумняшеся, пустили «по вождю мирового пролетариата» первую трамвайную линию, выстроив рядом Восточную подстанцию и закольцевав сетями город. Мог бы пройти, и когда она стала улицей Российской, чтобы увидеть, как под Новый год зажигается иллюминация у поселка ЧГРЭС, как звенят трамваи, забираясь на горку, как строятся дома – этаж за этажом. Конечно, предложение было несбыточным. Да и сегодня грешно менять то, что уже прочно устоялось в народе и верно бытует в городском укладе. Но дом Ращупкина по улице Свободы жив до сих пор и, обновившись, чудом избежал «дорожной революции», приткнувшись к транспортной развязке. Жива и Восточная подстанция, заигрывая проводами то с покупателями, спешащими на рынок, то с сотрудниками правоохранительных органов, спешащими на службу. Жива и ЧГРЭС, которая сегодня переживает второе рождение, доверив свое прошлое музейной тишине. На этом, пожалуй, и завершим…
| |
| Просмотров: 1054 | Комментарии: 2 | |
Строительство ТЭЦ-1
Фото из следственного дела
| Всего комментариев: 2 | |||
| |||
