| Главная » Статьи » Южноуральские путевые заметки » Несекретная история: Снежинск |
Снежинск (часть восьмая)
Граница под озером
О своей «секретности» снежинцы могут рассказывать часами. Границу города, периметр охраняли идеально четко, в том числе и по озеру Синара. Оно вообще прослыло «волшебным»: за несколько десятилетий никому не удавалось приплыть с «того» берега на «этот» и наоборот.
Рассказывают, что на середине озера нельзя нырять с лодки и купаться – можно наткнуться на колючую проволоку, которая проходила по дну и служила защитой от непрошенных подводников. Зимой границу озера просвечивали мощными прожекторами, которые «переводили» в исходное состояние по небу, освещая облака - зрелище было впечатляющее. Правда, потом запретили так переводить луч прожектора.
Опасались и тумана, в котором можно было заблудиться и пересечь границу – у часовых было право стрелять на поражение при неподчинении.
Даже мелочи могли обернуться большими неприятностями. Например, в городе одно время большой популярностью пользовался авиамодельный спорт. Планеры обычно испытывали на футбольном поле стадиона имени Гагарина. Однажды зрители замерли: сильный порыв ветра подхватил один из планеров и понес его в сторону Синары. Пересеки планер границу – и «чекистское дело» было бы заведено. К счастью, модель врезалась в осветительную ферму и не покинула стадион…
На совести секретоносителей
Работы по установке границ запретной зоны начались с момента создания города – с 1955 года. Поначалу охрану вели два взвода отдельной комендатуры, затем – отдельный батальон внутренней охраны, пока, наконец, не оформилась полновесная войсковая часть.
Секретность была фантастической! Инструкции на этот счет составлялись подробные – например, даже на своих рабочих местах сотрудники института обязывались переворачивать или закрывать тетрадь, если к столу подходил кто-то другой.
- Конечно, секретность осложняла жизнь, - говорит академик Е.Н. Аврорин. - Надо было постоянно думать о том, чтобы не забыть какую-нибудь бумажку, не говорить о своей работе, не проболтаться. Да и просто житейские неудобства она доставляла немалые. Скажем, неизвестно, кем надо было представляться во внешнем мире. Попробуйте ответить на простой вопрос: где работаете? Легенды были, но часто нелепые… Однажды я ехал в командировку, и у меня были документы от четырех организаций. Отсюда уезжал – два документа, в Москве – третий, а на полигон - четвертый… Если бы попал в милицию, то меня, безусловно, обвинили бы в шпионаже…
 Без срока давности
И тем не менее, такая «диспозиция» была максимально оправдана. Более того, она необходима и сейчас, и даже в многократно усовершенствованном виде. Это очень просто и наглядно объяснил все тот же Е.Н. Аврорин:
- Никаких «откровенностей» в специальных областях быть не может! Секретность была, есть и должна быть. Я убежден, что устройство даже первой атомной бомбы должно оставаться столь же секретным, как и в то время, когда она создавалась. «Срока давности» нет. Старый пистолет может и сегодня использоваться для убийства, старая атомная бомба способна принести такую же беду, как в августе 1945-го…
Академик Аврорин
О самом Евгении Николаевиче можно рассказывать много. 23-летний выпускник Московского университета, успевший год проработать в Сарове, он приехал на Урал в 1955 году и вместе с другими молодыми учеными погрузился в расчетную разработку ядерных зарядов. Затем будет масса «увлечений» - изучение физических процессов в экстремальных условиях и лазерного термоядерного синтеза, разработка «чистых» ядерных зарядов за счет горения дейтерия и зарядов для промышленного применения.
Е.Н. Аврорин станет научным руководителем ВНИИТФ в 1985 году – как раз в самый канун «начала конца» Советского Союза и тяжелейших, противоречивых преобразований.
Орден за диплом
Журналист и писатель Владимир Губарев словно по наитию подготовил однажды совместное интервью и спаял, как узлы из урана, двух академиков, двух друзей – Аврорина и Литвинова. Они вместе стояли у истоков института, вместе разрабатывали ядерные заряды - и вместе будут «разгребать» пореформенный развал советской эпохи.
В 2011 году, когда открывали памятник Б.В. Литвинову, Бориса Васильевича назвали легендой ядерного центра. Это полностью оправдано – несколько сотен изделий пройдут через его руки.
Судьба Литвинова – судьба мальчишки военного времени, заставшего приближающийся гул канонады в Симферополе и вкусившего в эвакуации степную пыль Северного Казахстана. В 1944 году, возвращаясь с матерью домой, он пройдет по улицам Сталинграда – не просто разрушенным, а истолченным в пудру, оплавленным: такую землю он увидит только на ядерных полигонах. Может быть, это предопределило выбор – в 1947 году Литвинов уезжает в Москву, в механический институт, будущий МИФИ.
С талантливым студентом происходят удивительные вещи. В 1951 году, к примеру, он попадает на практику… к самому И.В. Курчатову на химкомбинат «Маяк». Затем – к Ю.Б. Харитону в Саров, где напишет дипломную работу по газодинамике. Напишет так, что дипломный проект буквально выхватят из рук - исследование студента просто идеально вписалось в конструкцию термоядерной бомбы. Помимо отличной оценки, Литвинов получит за нее свой первый орден – Трудового Красного Знамени.
 Главный конструктор
В 1961 году произойдет новый поворот. К этому времени Б.В. Литвинов обосновался в Сарове, успешно работает; у него семья, удобный коттедж, множество идей в голове. И вдруг его, беспартийного, вызывают в ЦК и предлагают переехать на Урал. Позднее рассказывал, что ехать на новое место, честно говоря, не хотелось, но и отказаться было невозможно. Смущала и невероятно высокая должность – главный конструктор нового ядерного центра.
- Конечно, я не был готов к такой работе, - говорит Борис Васильевич. - В сущности, только лет через десять я стал главным конструктором.
И будет им очень долго – до 1997 года…
В перестроечной эйфории
Вторая половина 1980-х годов вышла бурной – благодаря перестройке, затеянной Михаилом Горбачевым – и во многом абсурдной. Воздух свободы пьянил, страна рассекречивалась, Снежинск впервые встречал гостей – физиков из Америки, в том числе и «отца водородной бомбы» Эдварда Теллера.
Определенная логика в столь тесных контактах была. Не только среди ученых, но и в головах политиков выкристаллизовалась мысль, что в мире накоплено критическое количество ядерных зарядов, что необходим взаимный контроль за испытаниями и распространением оружия. Тот же Б.В. Литвинов был убежденным сторонником нераспространения ядерного оружия и выступил техническим экспертом от России при подготовке соответствующего договора. А в 1988 году под его руководством был осуществлен и большой комплекс работ по взаимному контролю за мощностью подземных ядерных испытаний на полигонах в Неваде и Семипалатинске.
Именно с испытаниями и сложится абсурдная ситуация.
Зависший заряд
Еще в 1986 году произойдет «занятный» случай. На Семипалатинский полигон привезли очередное снежинское изделие, опустили в глубокую стометровую штольню, подготовили к взрыву, забетонировали и уже почти запустили таймер, как неожиданно пришел приказ остановить испытание.
Суть в том, что в это время в Рейкьявике Михаил Горбачев на встрече с Рональдом Рейганом в порыве избавить человечество от ядерной угрозы объявил об одностороннем моратории Союза на любые ядерные испытания.
Заряд завис – в прямом смысле этого слова: извлечь его категорически невозможно и подрывать нельзя. Только охранять и контролировать его «поведение». Тогда и не предполагали, что охрана и контроль растянется почти на десятилетие, что за это время развалится Союз, а Семипалатинский полигон отойдет к теперь уже суверенному Казахстану. Лишь после долгих согласований с США и другими странами изделие разрешили взорвать – и оно сработало без сучка и задоринки.
Кстати, этому зависшему заряду атомщики дали едкое имя – по аналогии с известными конфетами «Мишка на Севере» назвали его «Мишкой в Рейкьявике»…
Полигоны на замке
«В атомной бомбе заключена практически вся физика», - убежден академик Е.Н. Аврорин. Познать уникальные физические процессы без «полевых» работ невозможно. Именно поэтому мораторий на ядерные испытания физики-атомщики восприняли крайне болезненно.
 - Без испытаний, можно сказать, как оружейщики, мы перестанем существовать, - говорил Б.В. Литвинов. - Представьте себе, что у разработчиков самолетов исчезла возможность поднимать их в воздух. Разве они могут конструировать авиалайнеры, не летая? Вот и нам, чтобы понять физику процессов ядерных реакций, нужно воспроизвести взрыв.
Тем не менее, аргументы ученых политики не услышали. В 1988 году ВНИИТФ произвел свой последний мирный ядерный взрыв. Еще через два года «отстрелялся» и институт в Сарове. Односторонние моратории на ядерные испытания, безусловно, нарушили традиционную схему аттестации изделий. Итоговый крест на полигонных испытаниях поставит подписанный в 1996 году договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний…
Новое «инертное вещество»
Б.В. Литвинов рассказывал, как был поражен точной мыслью Эдварда Теллера во время его приезда в Снежинск в 1994 году. Теллер сказал, что «открыл самое инертное вещество: человеческий мозг. Инертнее его только куча человеческих мозгов…» - особенно, когда она складывается в стереотипы.
После чернобыльской катастрофы, и затем, на рубеже 1980-90 годов по стране прокатилась настоящая истерика, имя которой – радиофобия. «Ядерных взрывов стали бояться пуще чумы, - писал Б.В. Литвинов. - Все запретить, все прекратить, заряды разобрать, ядерщиков посадить… «Разоблачения» нашей «преступной» деятельности сопровождались ложью о якобы баснословных зарплатах, снабжении, строительстве и т.п. Как же тут не возненавидеть нас?!»
Главный конструктор и не надеялся, что после такого тотального радиофобского шквала удастся быстро изменить отношение к атомщикам. К тому же понимал - когда речь идет о сложных вещах или системах, тем более неочевидных, очень трудно объяснить, почему они нужны…
Тема для Брюса Уиллиса
Хотя однажды это удалось сделать – с помощью Голливуда – и «пожертвовать» актером Брюсом Уиллисом, который под плач зрителей направлял свой космический корабль с ядерным зарядом в каменные складки приближающегося к Земле астероида.
Между тем, идея эта далеко не фантастическая и с начала 1990-х годов физиков-ядерщиков волнует всерьез. Первая крупная конференция по защите от астероидов, в которой приняли участие и снежинцы, прошла в январе 1993 года в Калифорнии. В терминологический обиход даже вошла специальная аббревиатура – ОКО – опасный космический объект. А затем пошли конкретные разработки.
Термоядерные снежинские заряды для разрушения астероидов, а также для создания новых веществ в космосе, по мысли конструкторов, вполне могут устанавливаться на миасские ракеты. В КБ имени Макеева над этой проблематикой тоже работали – в итоге из космических замыслов сложилась одна из самых совершенных баллистических ракет последнего поколения: «Синева».
 Взрывная энергетика
Другой и вполне земной темой стала возможность ядерного взрыва… в энергетике.
Это звучит как минимум странно. Сказывается «привычка» к тепловым реакторам, которые размещены повсеместно; сказывается опыт по созданию реакторов на быстрых нейтронах с практически неиссякаемой ресурсной базой. И вдруг – взрыв.
- Однозначно заявляю: можно сделать любое промышленное применение ядерных взрывных технологий, - говорит Б.В. Литвинов. - И при этом радиоактивный фон будет оставаться на уровне естественной радиоактивности. Поэтому взрывная ядерная энергетика реальна и ей практически нет альтернатив.
Суть идеи проста и изящна - вместо того чтобы тратить колоссальные средства на крайне небезопасную операцию демонтажа боевых термоядерных припасов, их можно просто взрывать в специальных подземных «котлах», а полученную тепловую энергию передавать паровым турбинам по обычной схеме.
К слову, взрывная дейтериевая энергетика как направление работы ВНИИТФ появилась еще в 1966 году, когда вышел секретный отчет по этой теме. Также институтом было разработано несколько вариантов чистых дейтериевых зарядов. Правда, потребовалось три с половиной десятилетия, чтобы тот отчет стал достоянием мировой энергетической мысли.
В.Л.
| |
| Просмотров: 936 | |
| Всего комментариев: 0 | |