В истории российских городов – за исключением столиц – не так много случаев, когда логика государственных реформ и умелое «лоббирование» местных интересов в корне меняли городской уклад, превращая его из гадкого утенка в прекрасного лебедя. Из всех уральских городов этой чести удостоился только Челябинск, который на рубеже XIX-XX веков за какие-то «смешные» для истории двадцать лет превратился из уездного захолустья в крупнейший транспортный и торгово-промышленный центр. У этого экономического чуда был свой ангел-покровитель – один из лучших российских государственников, Сергей Юльевич Витте.

 

Челябинск оказался у него на слуху в 1892 году, когда он только возглавил министерство путей сообщения. Как раз шел спор о том, какой участок выбрать для начала строительства Транссибирской магистрали. Подробную «раскладку» новому министру представил знаменитый строитель железных дорог К.Я. Михайловский, хорошо знавший челябинские места, - здесь строить легче, быстрее, дешевле.

 

Когда правительство объявило о выборе начальных пунктов строительства дороги, страна испытала «легкий шок». Так, газета «Новое время» писала: «Собрались наши министры, открыли где-то в захолустье новую Америку – Челябу – и к этому никому неведомому пункту хотят направить с одной стороны Россию, а с другой – Сибирь».

 

С «прибытием поезда» Челябинск преобразился. Об этом написано сегодня много – как население города с приходом железной дороги выросло в пять раз, как рядом со станцией возникло сразу несколько крупных поселков со знаменитой Переселенкой во главе, как в Челябинске начался первый масштабный строительный бум, как следом потянулись вверх все сферы социальной жизни: образование, здравоохранение, культура.

 

Но не только железная дорога стала основой челябинского прорыва – новыми возможностями еще нужно было эффективно воспользоваться. Здесь одной правительственной воли мало. Требовался экономический талант на местах, который бы пророс через провинциальный консерватизм, как росток сквозь асфальт.

 

Местные власти по-разному общались с «царскими федералами»: у кого-то выходило лучше и удавалось добиваться определенных преференций, у кого-то хуже. Так, в августе 1896 года С.Ю. Витте, уже министр финансов, приехал на Урал – сначала в Екатеринбург. Там его встретили более чем пышно. Слово взял городской голова:

 

- Наш город много обязан Вашему высокопревосходительству, так как Вы всегда принимали самое деятельное участие в нуждах города, сделав его узлом железных дорог. Благодарные граждане города Екатеринбурга покорнейше просят Ваше высокопревосходительство удостоить их высокой чести не отказаться принять звание почетного гражданина…

 

Отчего же не принять! Хотя «подвох», конечно, был – следом за званием екатеринбуржцы попросили решить проблему с долгами по мощению дорог и «изыскать» 100 тысяч рублей путем дополнительного местного налога на провозимые через Екатеринбург грузы. Витте поблагодарил за звание, но в новых налогах отказал, заметив, что «вся тяжесть их ложится на бедного потребителя». С кислой улыбкой отцы города проводили министра на вокзал – Сергей Юльевич уезжал в Челябинск…

 

В Челябинске обошлись без особых реверансов – спокойно, ровно, по-деловому. Настрой такому приему дал Владимир Корнильевич Покровский, человек уникальный, сделавший для города немало и на два десятилетия определивший городские «стандарты» экономического роста.

 

Они были почти ровесниками (Покровский старше Витте на пять лет), оба получили отличное образование, прекрасно разбирались в экономических вопросах и понимали друг друга с полуслова. К тому же было что показать министру – с вокзала они практически сразу отправились в хозяйство братьев Покровских.

 

На «Михайловскую экономию» - а именно так называлось хозяйство – равнялись другие производители, завидуя белой завистью. И вправду, тут было, чему разбежаться глазам. Имение Покровского было весьма крупным по тем временам, занимало площадь в две тысячи гектаров. На хуторе развивалось полеводство с четырехпольным севооборотом, чтобы производить улучшенные сорта семян. Сеялками, сноповязками и прочей техникой Михайловский хутор оказался «забит до отказа». Работало лесное хозяйство, молочная ферма, конный завод. Были свои мастерские, мельница маслобойня, которые считались лучшими в Челябинске.

 

О «качестве» подворья Покровских ходили легенды. Так, Константин Теплоухов вспоминал, что подарил своей жене, любительнице коров, телочку из Михайловского: «Меня осенило, - пишет К.Теплоухов, - подарить ей на именины корову из стада Покровских! У них пышное скотоводство, много породистых коров, купленных на выставках, - ведут родословные, выдают аттестаты…» Стоит думать, что разведение нынешних герефордов в Челябинской области и их толковое позиционирование на рынке родом еще из тех времен…

 

К хозяйству Покровских у Витте был и свой «инспекционный интерес». Сергей Юльевич занимался введением казенной винной монополии. В числе четырех «опытных» губерний значилась и Оренбургская, а винокурня Покровских считалась одной из крупнейших, дававших до 500 тысяч ведер спирта в год. В отчетной записке царю по итогам поездки Витте отметит «несомненное возрастание качества крепких напитков за счет лучшей очистки спирта от вредных примесей».

 

Владимир Корнильевич не стал «плакаться» перед министром по поводу утери значительной части винных доходов, согласился с тем, что казенная монополия имеет гораздо больше плюсов, чем минусов. К тому же главным источником дохода товарищества Покровских был хлеб и все, что с ним связано.

 

Сегодня сложно судить, насколько этичным был подход братьев к хлебному бизнесу. Но с точки зрения бизнеса, коммерции, лоббирования своих интересов все было сделано просто идеально – высший пилотаж, как говорится. Визит Витте завершился решением, о котором можно было только мечтать – министр принял идею «коммерческого слома» в отношении тарифов на перевозку зерна.

 

Ее суть в следующем. Существовавшая на железной дороге система тарифов на перевозки предполагала, что чем дальше был адресован груз, тем ниже была оплата за пудо-версту. Практика стандартная и экономически традиционная. Но с увеличением объемов производства зерна, для сибирского хлеба была принята специальная система исчисления тарифов. Плата начислялась по верстам до Челябинска, а далее за грузы, идущие на запад, тариф начислялся вновь – как если бы зерно отправляли из Челябинска.

 

Подобные «внутренние пошлины» не были чем-то неестественным или экзотичным – тем более для стран с имперским характером уклада. Челябинский тарифный перелом был принят, в частности, для того, чтобы защитить интересы хлебопроизводителей европейской части России, закрепить за ними ближайших внутренних рынков сбыта и оградить от конкуренции с поставщиками дешевого сибирского зерна.

 

Принятие «фиктивности перегрузки» в Челябинске сибирских грузов как расчетной основы для начисления тарифа придавало городу характер «внутренней таможни» и вело к удорожанию сибирского хлеба на 10-12 копеек за пуд. Если учесть, что на землях, «привязанных» к Великому Сибирскому пути, производилось более 15 млн. пудов товарного хлеба, можно оценить финансовые объемы «продавленного решения».

 

Дальше – дело техники. Тарифный перелом оказался очень выгодным для районов Зауралья и территорий, расположенных к югу от Челябинска. Выгоду получали и все районы в радиусе двухсот верст от города. Более того, чтобы избежать «наложения на тариф», в Челябинский уезд многие иногородние предприниматели стали переводить свои капиталы, в том числе и из Екатеринбурга. Следом обилие зерна вызвало бурный подъем животноводства и маслоделия.

 

На рубеже ХIХ-ХХ веков стихийное и мощное развитие зернового хозяйства стало тем ключевым звеном, за которое можно было вытащить всю цепочку экономики Челябинска. Это и было с успехом сделано, да так, что челябинцы к 1910 году стали всерьез задумываться о придании городу нового статуса – губернского взамен уездного.

 

Не уйди С.Ю. Витте в отставку, возможно, он и поддержал бы такую инициативу – по старой памяти…

 

Вячеслав ЛЮТОВ Олег ВЕПРЕВ