Главная » Статьи » Забытые тайны Южного Урала » На заре Челябинской области

ССЫЛЬНЫЕ ОППОРТУНИСТЫ
В начале осени 1932 года на одной из подмосковных дач совершенно случайно сотрудниками секретно-политического отдела ОГПУ было обнаружено закопанное в земле сочинение на тонких машинописных листах, сделанное под фиолетовую копирку – «Сталин и кризис пролетарской диктатуры».
 
«Для борьбы за уничтожение диктатуры Сталина надо в основном рассчитывать не на старых вождей, а на новые силы, - писал почти сразу же установленный спецслужбами автор Мартемьян Рютин, бывший первый секретарь Краснопресненского райкома Москвы. - Надо начать действовать. Эта борьба потребует жертв. Она потребует гигантских усилий, даже после свержения диктатуры Сталина потребуются многие годы для того, чтобы вывести партию и страну из невиданной трясины...»
 
Это сочинение, получившее название «платформы Рютина», стало настоящей находкой. Если бы никакой платформы и не существовало, то ее следовало бы выдумать – так, по меньшей мере, открывались шлюзы будущей партийной чистки…
 
Но пока, в начале 1930-х годов, с видными, хотя и «провинившимися» партийцами поступали весьма лояльно: попросту отправляли подальше от ЦК, от Москвы – куда-нибудь на Урал, на новые промышленные стройки. Между тем, логика такой почетной ссылки была вполне иезуитской – в случае каких-либо неудач или аварий, всегда можно было припомнить вредительское оппортунистическое прошлое.
 
Заседание партийной ячейки
 
На Южный Урал по «ссыльной путевке» приехали три человека, занимавшие прежде достаточно высокие посты в партийной иерархии бывшего Союза. Первым в 1933 году приехал в Магнитогорск Бесо Ломинадзе, бывший руководитель Закавказской партийной организации, член ЦК партии. Даже если бы он никогда не был знаком с бунтовщиком Рютиным, его оппозиционных взглядов хватило бы не на один срок.
 
Должность первого секретаря Магнитогорского горкома он получил благодаря заступничеству Орджоникидзе. О том, что Ломинадзе в присутствии своего покровителя резко критиковал Сталина, рассказывали многие. «На квартире у Серго Орджоникидзе, - записано в одном из протоколов допросов, - Бесо Ломинадзе, в моем присутствии после ряда контрреволюционных выпадов по адресу партийного руководства допустил в отношении Сталина исключительно оскорбительный и хулиганский выпад. К моему удивлению, в ответ на эту контрреволюционную наглость Ломинадзе Орджоникидзе с улыбкой, обращаясь ко мне, сказал: «Посмотри ты на него!» - продолжая вести после этого в мирных тонах беседу с Ломинадзе».
 
Даже по приезду на Южный Урал Ломинадзе мог позволить себе на заседаниях обкома почти с гордостью «признавать» свои прежние «оппортунистические ошибки». Все кончится в 1935-ом, в год «кировской чистки». Его бывший друг, который, по воспоминаниям сына Ломинадзе, «всегда относился к отцу очень уважительно», первый секретарь Челябинского обкома Кузьма Рындин «беспрецедентно грубым тоном» вызвал Бесо в Челябинск. В поезде Ломинадзе попытался покончить собой и умер в больнице…
 
Дружба с Ломинадзе дорого стоила и самому Рындину. Выходец из маленького уральского городка, он сделал головокружительную партийную карьеру: от председателя Уфимской губчека в начале 1920-х годов до второго секретаря Московского горкома в 1928-32 годах, члена ЦК партии.
 
Московский комитет партии вообще можно назвать неблагонадежным. Антисталинские взгляды краснопресненца Рютина утянули за собой многих. Не был исключением и Кузьма Рындин, которому по долгу службы приходилось встречаться с московской оппозицией. В 1933 году его «вынимают» из Москвы сначала в Нижний Тагил, а затем, в 1934 году, назначают первым секретарем обкома вновь созданной Челябинской области.
 
В этом же году в Челябинск приезжает еще один его знакомый по московской партийной работе – Василий Яковлев, бывший первый секретарь Хамовнического райкома, обвиненный позднее за причастность к «рютинской платформе». Василию Яковлеву не повезло больше всего: если первые двое еще оставались на партийной работе, то его перевели на народно-хозяйственную, что, по сути, означало конец карьеры. В Челябинске он стал директором строительства ЧЭМК – как раз в то время, когда производственно-проектные ошибки первых годов индустриализации уже были налицо.
 
Я. Рудзутак на ферросплавном заводе. 1932 г.
 
Его арестовали в октябре 1936 года. Сразу же «подстраховался» Челябинский обком – исключил неблагонадежного Яковлева из партии. Следователи челябинского УНКВД тогда допрашивали его с пристрастием: о московских связях, о Рютине, о «право-левацком блоке». Лишь позднее, когда Яковлева уже переведут на Лубянку, в его деле появятся «промышленные обвинения» - за строительство ЧЭМК без генерального плана (никто этот план найти не мог), за плохую укладку кабелей высокого напряжения, за отсутствие водопровода и канализации. Договорились до того, что «комбинат строился с явно вредительской целью».
 
Судьба начальника строительства ЧЭМК Яковлева была решена. Вдогонку приговору пришел секретный доклад Челябинского обкома партии, где представительная комиссия, с постраничной «тенью» Рындина, «вскрыла грубейшие нарушения», допущенные еще задолго до приезда Яковлева на завод…
 
Легендарный директор ЧЭМК Владимир Гусаров вспоминал, как в 1957 году в докладе о репрессиях партийных работников секретарь обкома партии Н.В. Лаптев сказал, что Рындин на допросах оговорил не одного человека, в том числе и директора Яковлева. Здесь одна неточность – из ссыльных московских оппортунистов Рындин «уйдет» самым последним. И его показания – показания «де-факто», когда уже изменить ничего нельзя…
 
Вячеслав ЛЮТОВ, Олег ВЕПРЕВ
Категория: На заре Челябинской области | Добавил: кузнец (26.01.2012)
Просмотров: 1100 | Рейтинг: 4.0/1
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: