В декабре 1920 года Кропоткин, прочитавший в "Известиях" об очередном решении "беспощадно истреблять заложников в случае покушения на вождей Советов", писал Ленину: "Неужели среди вас не нашлось никого, чтобы напомнить своим товарищам и убедить их, что такие меры представляют возврат к худшим временам средневековья и религиозных войн и что они недостойны людей, взявших созидать будущее общество... "Убейте одного из наших. А мы убьем столько-то ваших..." Даже короли и попы отказались от таких варварских способов самозащиты, как заложничество..."

 

Ленин письма Кропоткина читал - с трепетом, с любовью; даже распорядился создать для "оппозиционного мыслителя" наиболее комфортные условия для работы; даже распорядился издать собрание его сочинений. Только за исключением писем. Зачем автору книг о Французской коммуне объяснять, что революции в белых перчатках не делаются...

 

П.А. Кропоткин

 

Жестокую средневековую правду вождя пролетариата докажет Западно-Сибирский мятеж и кровавая резня в Курганском и Ишимском уездах в 1921 году. Заложничество - не только прерогатива большевиков и тем более не их изобретение.

 

Вообще революция шла под знаком "жизни под залог". По меньшей мере, все казачьи отряды, действовавшие в Сибири и Оренбуржье, практиковали подобные карательные меры. Колчаковцы, эвакуируя промышленные предприятия, целыми эшелонами вывозили и инженерные кадры. И если две трети заводских специалистов уходили на Восток по Транссибирской магистрали по своей воле, то у остальных - памятуя о своих захваченных семьях, находившихся под прицелом, -- попросту не было выбора.

 

Не было выбора и у многих белогвардейских офицеров, особенно младшего офицерского состава - отказ служить воспринимался как сигнал к уничтожению их семей. К слову, большое количество белогвардейских офицеров, перешедших к большевикам и, по сути, организовавших, как положено по уставу, регулярные части Красной армии, объясняется не переменой убеждений и невесть откуда воспылавшей любви к коммунистам, а все той же "заложнической схемой".

 

Поэтому, когда в феврале 1921 года, вслед за вспыхнувшим восстанием, захватом железнодорожных станций на Транссибе повстанцами, начавшимся "белым террором", был принят ряд секретных постановлений о заложниках, этому мало кто удивился. Более того, искренне счел эту меру оправданной и справедливой. В воспоминаниях южноуральских чекистов 1920-х годов Курганский мятеж оказался особой страницей - почти каждый чекист "первого созыва" попал в горнило Курганско-Ишимского бунта.

 

Ишимские повстанцы

 

О терроре "третьей силы" в мятежных уездах рассказывали много и подробно. Так, С.Г Ижевский вспоминал: "На ночевке в одной из деревень нам рассказывали, как бандиты убивали коммунистов, издевались над своими жертвами... Были и такие случаи - привяжут веревки к ногам, а другие концы веревки к хвостам лошадей, они разрывали человека и возили по улице деревни напоказ в назидание другим. Арестуют продработника, убьют его, разрежут живот, насыплют пшеницы, напишут на бумажке и прибьют на грудь гвоздями "Продразверстку выполнил"... Проезжая по деревням, мы видели, как родственники убитых в грудах мертвых разыскивали в амбарах, конюшнях, сараях, подвалах своих мужей и сыновей. Найдя, увозили к себе по месту жительства и хоронили на своих кладбищах. А никем не опознанных возили на санях, наложенных поперек, как кряжи леса или дровеник, привязанных веревками, на братскую могилу..."

 

По донесениям в губчека и губисполком составляет свою "подборку" и Беляшов в рукописи о Курганском восстании: "Жена старого коммуниста Леонова вспоминала: "Бандиты, направив в грудь револьвер и угрожая расстрелом, добивались от меня, куда скрылся муж. Не получив ответа, бандиты ломали мне руки, в физиономию тыкали колом, а затем снова вместе с другими женщинами бросили в холодный подвал. Жены бандитов кричали, что они крови хочут, кидались на нас с палками в руках, толкали нам в лицо зажженные поленья, били и стегали железными прутьями"...

 

"В одной деревне, -- вспоминает бывший председатель Курганского Уисполкома Сидоров, -- была захвачена в плен жена коммуниста, которая оказалась беременной. Бандиты распороли несчастной живот, извлекли плод, и, когда женщина мучилась в предсмертной агонии, также был вызван поп, который не смущаясь прочел "отходную" и приложил к ее холодеющим губам крест".

 

Любой террор подобен цепной реакции; он несет дикие разрушения человеческой психики и вместе с тем словно чарует как раз ужасом происходящего. Важно помнить и о том простом законе, что любые ответные меры в несколько раз перекрывают вызвавший их источник, а все вопросы, кто же спровоцировал "горючее недовольство", становятся безответными.

 

Впрочем, достаточно довериться документам. Как только вспыхнуло восстание, появился надлежащий протокол Курганского уездного исполкома от 16 февраля 1921 года: "Поручить тт. Метелеву и Красикову, при ближайшем участии Оперативного штаба, выработать и издать приказ о возложении ответственности на население за сохранение жизни Совработников и их членов семейств (будь то коммунисты или беспартийные, совработники - все равно), по месту их жительства, причем ответственность должна быть самая суровая, вплоть до расстрела каждого десятого жителя данного селения, и приказ этот по издании возможно шире распространить среди населения..."

 

Не пройдет и месяца, как 1 марта в Курганском Уисполкоме появляется уже вполне "практический" протокол (который мы приводим полностью и впервые, сохраняя стилистически неверное написание): "Исходя из того, что, как доказали агентурные данные Политбюро и Контрразведки, связь города с деревней в отношении бунтарства против руководителей Соввласти, партии коммунистов и большевиков, существовала, и что, благодаря только своевременной изоляции контрреволюционно настроенной части городского населения, во время подхода к городу налетчиков-бандитов, в городе было сохранено некоторое спокойствие, хотя и тут имело место убийство одного из коммунистов, и основываясь на приказах Уисполкома от 10 февраля /нрзб/... санкционированных Губисполкомом... переданного по прямому проводу... считая вполне своевременным и целесообразным применить к некоторой части из заложников террористический прием, по принципу и признакам классового их деления, зная их прошлое социальное положение и убеждения, возместить за убитых в городе и уезде (число коих убитыми и замученными достигает сотни чел.), а также в целях восстановления политического равновесия в уезде и выявления перед деревенским населением беспристрастного отношения к Соввласти и к городу, руководствуясь пролетарским правосознанием и революционной совестью, ПОСТАНОВИЛИ: из числа содержащихся под стражей и числящихся за политбюро заложников граждан Ушакова, Земянского, Денисова, Галямина, Лапишина, Ноева, Зайцева, Мациевского, Брыкова, Крылова, Кропанина, Кулакова, Слупкина, Андреева, Лукьянова, Должанского, Главоницкого, Колпакова, Фоторнюка, Мамина, Чувакова, Шишкоедова, Зашимова (всего 23 фамилии) - РАССТРЕЛЯТЬ, имущество конфисковать, издать в дополнение приказ по конфискации имущества расстрелянных... Постановление привести в исполнение в течение 24 часов. Председатель заседания Сидоров".

 

Уникальным образом сохранилась и его, председателя, записка в Челябинский губисполком, сопровождавшая данный протокол: "Представляя при этом копию протокола секретного заседания президиумов Укома и Уисполкома от 1 марта 1921 года, настоящим довожу до сведения, что постановление приведено в исполнение в ночь на 3 марта. Причем докладываю, что расстреляны все купцы, бывшие отцы г. Кургана, вернувшиеся из Сибири после эвакуации с Колчаком. Остальные, безусловно, принадлежат к антисоветскому элементу..."

 

Продолжая документальное повествование, можно привести в пример и апрельские постановления и протоколы о заложниках, хотя они уже - по истечению всего двух месяцев после начала восстания - уже имеют иной характер.

 

В частности, в конце апреля на заседании Президиума Курганского Уисполкома был заслушан доклад Кайгородцева, который с отрядом в 15 человек "чистил" Кривинскую волость, о том, что "взамен" убитых 8 совработников удалось взять в заложники лишь троих, причастных к бандитам; в Лопатинской волости "улов" был богаче - 33 человека "внушающих к себе недоверие и поддерживающих активных участников". Повстанцы были переданы в Политбюро (а не расстреляны сразу же на месте), которое и должно было представить Президиуму Уисполкома "поименный список на утверждение на предмет расстреляния..."

 

Подобная "бюрократическая задержка" с репрессиями весьма примечательна. Открытые шлюзы террора привели к тому, что стремительный поток мог теперь смести на своем пути и самих "открывателей". Еще тогда, на совещании в феврале 1921 года, Дзержинский предупреждал оперативников об особых методах работы, когда ошибки в ней и даже элементарная "нетактичность" по отношению к населению могут обернуться серьезными последствиями.

 

Скорее всего, не без давления челябинской губчека (куда уже прибыл специально проинструктированный в Москве Андрей Коростин и возглавил Особый отдел), в феврале 1921 года, помимо карательных распоряжений о заложниках, был разработан и секретный приказ уполномоченного Губисполкома по проведению военного положения в губернии.

 

В нем, в частности, говорилось, что "на территории Курганского уезда имеют место случаи малообоснованного расстрела. Некоторые ответственные работники настаивают на массовом расстреле граждан, причастных к бандитизму. Подобная тактика может произвести обратный эффект и грозит в дальнейшем большими осложнениями для всей советской и партийной работы в названном уезде". Чтобы предотвратить это "превышение полномочий", надлежало выносить смертные приговоры только в отношении лиц, оказавших вооруженное сопротивление и "только в случаях установления несомненности участия в этом". "Лиц же, не исполняющих сего, предавать Ревтрибуналу..."

 

Сотрудники Челябинской ЧК

 

И все же, несмотря на попытки упорядочить и регламентировать карательные акции, снизить количество непростительных ошибок, подавление восстания шло со всей жестокостью, присущей гражданской войне. Достаточно сказать, что в целом в Сибири и Зауралье против повстанцев было брошено почти десять стрелковых и кавалерийских дивизий регулярной Красной армии.

 

Особую роль в подавлении восстания играли войска внутренней службы (ВНУС), части войск внутренней охраны (ВОХР), войска железнодорожной обороны и караульные части гарнизонов губернских и уездных городов. Таким образом, было бы гораздо вернее говорить о непосредственных боевых действиях, в ходе которых только в одном Ишимском уезде погибло почти 7000 человек, нежели о "карательной чистке населения" средствами ЧК.

 

Разгром мятежей не мог не изменить политическую ситуацию - заметно увеличилось количество коммунистических ячеек, они повсеместно вооружились и стали вести активные действия против "недобитых повстанцев, кулаков и дезертиров". Жители деревень предпочли выполнить и продразверстку, и различные трудовые повинности - это все же лучше, чем быть расстрелянным. Основным "движущим чувством" крестьянства стал страх, хотя различные отчаянные, но редкие выступления в Западной Сибири не будут затихать в течение десяти лет.

 

Вячеслав ЛЮТОВ, Олег ВЕПРЕВ