Мы привыкли к тому, что в архивах покоятся под бумажной пылью великие тайны. И почти никогда не задумываемся о том, что и архив сам по себе может быть особой загадкой.

 

Конечно, не полки с делами и описями, а люди, которые эти дела собирали. Сегодня в Челябинском центре документации по новейшей истории хранится малодоступный для исследователей (в силу своей дороговизны за копию) "золотой фонд" № 596; "чекистский фонд", как его еще иначе называют.

 

Он содержит документы о деятельности жандармских управлений, белогвардейской контрразведки и непосредственно революционно-партийные документы, включая ликвидацию наиболее опасных очагов сопротивления большевикам.

 

У фонда 596 есть и еще одно название - по имени одного из первых составителей-собирателей - "фонд Дмитрия Чеснокова"...

 

Комиссия по экспертизе ценных документов

 

"Будет позорно, если мы, современники эпохи великих событий, не оставим никаких следов грядущему поколению о борьбе российского пролетариата, боровшегося за пролетарскую революцию, за диктатуру пролетариата и первый этап социалистического строительства", -- убеждал Чесноков представителей местных райкомов с просьбой предоставить необходимые документы, воспоминания, фотоснимки, газетные вырезки, персональные справки, брошюры и еще многое из того, что могло бы составить музей революции на Урале.

 

Впрочем, убеждал не он один. В марте 1925 года к чекистам обратился и сам Ф.Э. Дзержинский: "В будущем историки обратятся к нашим архивам, но материалов совершенно недостаточно, так как все они сводятся в громадном большинстве к показаниям лиц, привлеченных к ответственности, а потому весьма односторонне отражают деятельность ВЧК-ОГПУ..."

 

Так оно и вышло - достаточно вспомнить тот огромный архивный поток разоблачений деятельности ВЧК-НКВД, бушевавший в России на протяжении целого десятилетия и основательно изменивший отношение - не в лучшую сторону - к спецслужбам.

 

Одного желания оставить правдивую историю оказалось мало - на местах работа застопорилась совершенно (может быть, за годы революции и гражданской войны вспомнить нечего было?) Чесноков рассылает бесконечные письма, просьбы, подчас требования; он связывается с ведущими архивами Свердловска, Оренбурга, Омска с просьбой выслать ему заверенные копии документов.

 

Наконец, он составляет настолько подробный перечень вопросов для воспоминаний и поиска документов, который сам по себе является уникальным. К примеру, в вопросах к окружным истпартам (исторический партийный архив) есть такие пункты: "Отношение после падения царской власти рабочих к наиболее рьяным приверженцам старого режима, крестьян - к помещикам и их имуществу и земле (с указанием имен и дат)", "Роль эсеров и меньшевиков до Октябрьской, в момент Октябрьской революции и после нее", "Отзвуки на мятеж Корнилова", "Как проходила всеобщая мобилизация" и многие другие.

 

Причем, требовалось подробно рассказать об инициаторах как революционной, так и контрреволюционной деятельности. О последних в одном из писем Чесноков сделает примечание-инструкцию:

 

"На местах рекомендуется привлечь к сбору материалов и заполучить воспоминания не только от принимавших активное участие в Революционном движении, но и в контрреволюционном, но в этих случаях надо подходить осторожно и дать понять, что за прошлые его ошибки его не привлекут, и что-де он попал в это движение случайно или несознательно, а воспоминания таких лиц очень ценны".

 

Чесноков, по сути, собрал не только подробную историю революции на Южном Урале - он составил своеобразное досье на участников событий. В одном из разговоров нам пришлось услышать такую оценку работы Чеснокова - "Лучше бы он этого никогда не делал".

 

В документах, донесениях, воспоминаниях, приказах и прочем, что собрано в фонде, в конце 1920-х и в 1930-е годы стали появляться карандашные пометы - синим и красным, как раз напротив фамилий. Когда в России запускался маховик репрессий, "помеченные мемуаристы" были арестованы в первую очередь.

 

Вряд ли Дмитрий Чесноков, родившийся в 1894 году в семье рабочего и прошедший путь от мальчишки "принеси-подай" до члена Ревкома, начальника Челябинской милиции и тюрьмы, секретного уполномоченного информационно-агентурного отдела Челябинской губчека, не представлял возможных последствий своего исторического собрания, с таким трудом подготовленного к 10-летию Великого Октября. Представлял, конечно, хотя и не масштабах 1937 года. И все же продолжал кропотливую работу. В конце концов, тогда, в первые годы советской власти, любовь к истории оказалась выше любви к человеку - это закон переломных и роковых эпох.

 

Прием первых документов в губернский архив. 1922 г.

 

За самим же "золотым фондом" 596 оказался кровавый след красного и белого братоубийственного террора, вплетенного плоть от плоти в хронику Западно-Сибирского мятежа. Сохранение документов стало главнейшей задачей Чеснокова, возглавлявшем окружное Архбюро и Челябинский Истпарт в 1924-28 годах.

 

Вместе с действующим сотрудником ЧК Малановым, заведующий истпарта предпринимает своеобразную кодировку описей и подшивки документов. Наиболее ценные документы, а также документы, которые могли бы при обнародовании иметь серьезные последствия, буквально разбросаны по всему огромному фонду из 400 дел с особой, никому не понятной математической логике.

 

Уникальный приказ, написанный на обертке чайной упаковки, словно случайно подшит среди "обычных и недорогих" документов. К примеру, что интересного может быть в деле курганских бабьих бунтов? Лежит среди прочих постановлений и такой:

 

"СЕКРЕТНО. Выписка из протокола № 44 от 16 февраля 1921 года. Поручить т. Метелеву и Красикову при ближайшем участии Оперативного штаба выработать и издать приказ о возложении ответственности на население за сохранение жизни Совработников и их членов семейств (будь то коммунисты или беспартийные, совработники - все равно), по месту их жительства, причем ответственность должна быть самая суровая, вплоть до расстрела каждого десятого жителя данного селения, и приказ этот по издании возможно шире распространить среди населения..."

 

Там же встречаем и телеграмму из Москвы в Челябинскую губчека: "Парижское радио 18 мая сообщает, якобы вся Западная Сибирь охвачена восстанием, якобы Красные войска Челябинского района целиком перешли на сторону восставших, вся 25-я Дивизия в Курганском уезде якобы перешла цельным отрядом на сторону бунтующих. На стороне Советского правительства якобы остались только гарнизоны некоторых городов. Обращаю ваше внимание на это сообщение..."

 

Примеров подобного "недосмотра" множество - среди "партийной болтовни" демократического дооктябрьского 1917 года может находиться, к примеру, секретные доклады, отчеты, еженедельные информационные сводки, донесения, рапорты, приговоры ревтрибуналов. С этим перемежаются и "расстрельные" приказы дутовцев, колчаковцев, курганских и ишимских повстанцев.

 

Недавно освобожденный из-под грифа "секретно", фонд 596 и сейчас, по сути, является секретом, шифром. Подобрать ключ к нему - значит, открыть подлинную историю революционного Южного Урала, которая вряд ли окажется героическо-прекрасной дамой, "приятной во всех отношениях"...

 

Вячеслав ЛЮТОВ Олег ВЕПРЕВ