Любимое русское занятие - бросаться в крайности. Не успели прежние советские жители отойти, к примеру, от школьного образа Емельяна Пугачева как национального героя, как сразу же переиначили его в опасного злодея и разбойника, неграмотного, темного, грязного, окружившего себя всяким сбродом.

 

В подобных крайностях само восстание, переворошившее весь Урал, стало почти совершенной тайной - что же было на самом деле? А его герои - "бандитская шайка" - вдруг оказались безынтересными. И совершенно напрасно. Стоит лишь вспомнить имя пугачевца Ивана Белобородова - и многие мифы (тем более императорско-государственные) о пугачевском бунте окажутся развенчаны.

 

Об Иване Белобородове практически ничего не известно. Пушкин в своей "Истории Пугачева" вообще обходит его стороной, лишь упоминая всуе. Его имя, кажется, высвечено историей совершенно случайно, подобно тому, как свет фонарика натыкается на какой-либо предмет в темной комнате.

 

Между тем, именно Белобородову, выходцу из Кунгурского уезда, не то из казаков, не то из старообрядцев, невесть как попавшему в свое время в Петербург на пороховую фабрику и изучившему взрывное производство, должна по праву принадлежать история пугачевского бунта. Именно Белобородов, водивший за собой и совершенно измотавший отряд храброго Михельсона, повергавший в страх одним своим именем нерешительного Деколонга, заставивший встать под ружье весь Екатеринбург во главе с секунд-майором Гагриным, являлся наиболее опасным пугачевским атаманом (в "чине" полковника пугачевской армии).

 

Для подобного утверждения есть все основания. Но начнем с небольшого казуса, который произошел возле станицы Магнитной, которую в мае 1774 года осадил Пугачев, а отряд Белобородова шел ему на помощь. Рассказывают, что когда отряд подходил к крепости, сами же пугачевцы приняли его за правительственные войска и даже открыли огонь - настолько хорош был вид белобородовского воинства. Вот этот вид и не укладывается в привычную концепцию пугачевского восстания как стихийного народного бунта в его "сволочном" и "разбродном" варианте.

 

Сейчас уже невозможно прояснить, по своему ли уразумению или по власти чьей-либо руки Белобородов организовывал повстанческие части. Его первый опыт связан с Чусовскими заводами, где он поднял восстание, а затем, по приказу пугачевского начштаба Зарубина-Чики, отправился на Екатеринбург, но был разбит на Уткинском заводе.

 

Если проследить за маршрутом отряда Белобородова, то выяснится, что в отличие от движения основных пугачевских частей по станицам, он шел по самым сложным территориям - по горным заводам, представлявшим в те времена хорошо защищенные поселения. Сылвинский, Красноуфимский, Каслинский, Кыштымский, Златоустовский, Саткинский заводы, получившие во время русско-турецкой войны крупные оружейные заказы, -- это его послужной список.

 

 

Заводы, особенно по линии северных старообрядческих центров, сдавались ему без боя; вернее, даже не сдавались, сколько по собственной инициативе принимали "новые власти". Так, к примеру, произошло на Кыштымских и Каслинском заводах. Прибывшие на заводы "агитаторы" сначала зачитывали новый указ, затем, уже поддержанные населением, останавливали производство и арестовывали приказчиков и конторских служащих. На попытки вразумить заводчан не верить смутным указам, в Каслях, к примеру, отвечали: "Мы-де Сената указов прежних не слушаем, а все учреждение будет новое".

 

Белобородов и устраивал новое "учреждение" - на заводах появлялись выборные мирские избы, велась четкая регламентация деятельности. Сыграно было и на чувствах староверов, поддержавших "старого-нового" императора Петра Ш, - по меньшей мере, как доносил каслинский священник Дергачев, "бывши в неволе, игом... мы принуждены были во всех священнослужениях в пристойных местах возвестить /его/ имя", а кроме того вести службу по старым книгам.

 

Сдачу заводов Белобородову ни каслинцам, ни кыштымцам не простили. К примеру, когда основные пугачевские части ушли с заводов, а башкиры, пользуясь ситуацией, развязали настоящую резню и пожгли все, что имелось, заводчане трижды обращались к стоящему неподалеку майору Гагрину с просьбой о помощи, но получали жестокий, но резонный ответ: "Зачем прежде мужики кормили татар хлебом? Умел и хлебом кормить, умей и защищаться от них".

 

Не простил измены и хозяин заводов Демидов, для которого происшедшее было настоящим ударом. До сих пор обустраивавший завод и поселок, самолично закладывавший школы и больницы, после восстания он переберется в Москву, а затем, в начале Х1Х века, продаст южно-уральские заводы целиком.

 

Впрочем, следует рассказать и саткинскую историю, в которой завод был сдан бунтовщикам вообще по недоумению. Началось все со слухов, что на Яике объявился истинный царь-батюшка и дарует своими манифестами народу милости. Масла в огонь подлило и известие, что такой манифест в Сатку попал, но приказчик Моисеев его не огласил. Кроме того, как явствовало из слухов, тем поселениям, которые приняли нового императора, давались охранные грамоты от башкирский набегов.

 

Вскоре на имя башкирского старшины Юлая Азналина ("правая рука" Белобородова) все "заводское крестьянское общество" передало покорнейший рапорт: "Как небезызвестно Саткинскому заводу, что соседственные заводы и протчия окрестныя башкирския жительства его величеству Третьему императору Петру Федоровичу приклонились и имеют охранные от его величества указы, а на Саткинский завод указов поныне в присылке не имеется. А произносится слух, что в неимеющих местах указов, в том числе и на Саткинский завод, будет от его величества военная команда, то Саткинский завод, не желая напрасного кровопролития и крайнего разорения, посылает к вам, господину старшине, от общества всего народа выборных людей с сим объявлением, что Саткинские жители усердственное повиновение приносят..."

 

 

 

Принесено было не только повиновение - пугачевцы получили на заводе 12 пушек, 250 ружей, 5 пудов пороха и до 10 тысяч рублей в заводской конторе. Взамен новые власти раздали часть конфискованного господского имущества, распустили по домам "задаточных" людей (которым из заводской казны было выделено в долг от 50 до 70 рублей "подъемных"), сожгли долговые книги и создали "станичное правление" из выборных заводских людей. В середине марта в Сатке появился Белобородов.

 

Когда Пушкин называл Саткинский завод центром пугачевщины на горнозаводском Урале, он не ошибался. Именно здесь стараниями Белобородова формировалась своеобразная военная ставка, в которой профессионально были учтены все мелочи. Белобородов начал с мобилизации - в Сатке создавался "Государственный сибирский военный корпус".

 

В краеведческом музее сохранилось несколько копий с "мобилизационных ордеров" пугачевского полковника, адресованных походным старшинам, находившимся у него в непосредственном подчинении. Качеству и жесткости ордеров мог бы вполне позавидовать екатерининский генералитет:

 

 "Из государственного военного корпуса от походного войскового старшева атамана Ивана Белобородова башкирскому эсаулу Егафару Азбаеву ОРДЕР. Сего апреля от 4-го присланным ко мне, Белобородову, из Государственной военной коллегии, полученным мною в означенном месте сего ж течения 9-го числа поутру рано, указом повелено: для укомплектования корпуса его величества собрать мне, Белобородову, из окольных мест русской, башкирской и черемисской команд, как наивозможно, коих прислать ко мне, с получения того указа ни единого часа не мешкав, без малейшаго удержания, кою собравшую команду, куда я оную имею определить, мне тем указом препоручено. Того ради по получению сего ордера, тебе, башкирскому эсаулу Азбаеву, определяетца: для пользы его императорскаго величества, нимало не медля, сколько у тебя по прежнему моему ордеру башкир и протчих набрано... объявить ко мне в завод или где я буду обретатца, сего месяца 11-го числа неотменно, опасаясь за то ненаблюдение в силу строгости законов смертной казни. И по сему учинить непременно..."

 

Подобных ордеров, повторимся, было достаточно много, причем, "второй" ордер, посылаемый за неисполнением "первого", уже обещал существенные неприятности, вплоть до донесений в "Верховную коллегию" Пугачева. В самом корпусе Белобородов установил жестокую дисциплину - например, любое проявление мародерства безжалостно преследовалось, а дознание велось весьма профессионально.

 

В принципе, атаман имел полное право требовать безоговорочного подчинения - заводские рабочие, составившие основу корпуса, набирались на добровольной основе (то, что сейчас принято называть "контрактной системой"). Кроме обычного "жалования" и дарованного имущества, предполагались и награды за доблесть и отвагу. Была продумана и система управления корпусом. Так, за каждым полковым старшиной закреплялись "обязательные люди", а любые попытки переманить их от одного старшины к другому сразу же пресекались. Четко делилось и "баярское" имущество, чтобы не было раздора.

 

Стоит отдать должное Белобородову и в том, что его корпус в составе 700 человек (третья часть которых пришла с Каслей и Кыштыма) хорошо показал себя не только в сражениях (под Магнитной корпус был разбит одним из последних и то благодаря многократному превосходству противника в численности и вооружении). Та же самая Сатка была отлично охраняема - практика дальних дозоров и "шахматной" линии караулов, которым надлежало быть "в крайней осторожности", давала себя знать. "Двойную" структуру имела и разведка - Белобородов обыкновенно посылал вперед "слабые" отряды (в верности которых он сомневался), следом же шла хорошо обученная и натренированная группа, которой разрешалось "по сыску" убивать или вешать отступников.

 

Не все, конечно, в войске Белобородова проходило гладко. Иногда старшины, особенно в отдаленных от Сатки местах, попросту отказывались выполнять его приказы: не присылали людей или не давали подводы. И все же Белобородову удалось создать на горнозаводском Урале серьезную базу. В частности, с северных заводов поступало оружие, в самой Сатке было решено организовать производство пороха, для чего были созданы специальные экспедиции для поиска серы и селитры.

 

Вообще, эта история с порохом послужила поводом для целой легенды, которую пересказывали крестьяне с других заводов: "И построил государь в степи пороховые и пушечные заводы, и делают белой и черной порох. Пушек у государя наделано великое множество и поставлено их в Новотроицкой крепости в шесть ярусов".

 

 

География легенды, естественно, всякий раз менялась, но суть ее - о силе истинного императора - оставалась прежней. Это крестьянское отождествление дела Пугачева с делом Белобородова под одним государем в какой-то мере даже символично. Тайна Белобородова та же, что и самозванца - стоял ли кто-либо за ним, откуда "фортификационные и тактические" знания и такая поддержка консервативных старообрядцев?

 

Установить это сейчас уже невозможно, к тому же уходившие на Казань отряды "Петра Ш" пожгли за собой не только заводы, чтобы те не достались наступавшим с Екатеринбурга и Тобольска частям, но и многие документы. Не оставляли в живых и противников - очень подробный список приведен Пушкиным, и повторять его нет смысла, равно как и рассказывать историю разгрома восстания и красочной принародной казни его зачинщиков.

 

Что же касается Белобородова, то он, как пишет Пушкин, "пойман был в окрестностях Казани, высечен кнутом, потом отвезен в Москву и казнен смертию". Казнен весьма скоро - не дождавшись следствия...

 

Вячеслав ЛЮТОВ Олег ВЕПРЕВ