Как-то, в октябре 1926 года, Американская библиотечная ассоциация праздновала свое 50-летие. По этому случаю была развернута огромная выставка. Среди множества экспонатов нашлось место для журнала «Челябинский красный библиотекарь» и избранных материалов по истории Южного Урала.

Журнал был внешне неброский – «ничего особливого»; рукописный, растиражированный на стеклографе в 50-100 экземпляров, он вполне мог бы затеряться среди других книг и изданий. Необыкновенным было как раз то, что этот библиотечный журнал являлся «местечковым», провинциальным. В Штатах даже крупные библиотеки в больших городах еще не имели своего печатного органа, а погрузившись в великую депрессию – даже не мечтали об этом. А здесь какой-то Челябинск, о котором никто толком и не слышал.

Пленял журнал и тем, что жизнь в нем кипела: обсуждались вопросы от политической жизни страны до «культурного строительства в отдельно взятой деревне», где прежняя изба-читальня воочию превращалась в настоящую библиотеку со всеми ее методическими особенностями: пропагандой книг, информацией о новых изданиях, организацией библиотечного дела, проблемами самообразования и даже «мониторингом читательских интересов», как сказали бы сегодня.

Среди этих интересов особое место занимало краеведение – после всех политических потрясений, лихорадки гражданской войны изучение родного края становилось азартным отдохновением, отдушиной, свидетельством, что наступает новая, но нормальная жизнь.

На рубеже 1920-30-х годов уральское краеведение переживало «второе рождение». Индустриальный порыв, изменивший облик Урала, своим пафосом взбудоражил сонную провинцию. «Урал живет лихорадочной жизнью. На Урале нет пункта, нет угла, где бы не строилось, не разыскивалось», - так писали газеты рубежа десятилетий и добавляли, что «возможности краеведной работы на Урале громадные» и «нужно только поэнергичнее взяться за работу».

Казалось, что родной край нужно было открывать заново. Именно в эти годы собираются основные краеведческие фонды, призванные соединить «уездное прошлое» с бушующим настоящим. Именно в это время публикуется самое огромное за всю советскую историю количество краеведческих материалов и описаний. Именно в это время библиотеки становятся центрами краеведного знания – здесь организуются кружки и общества краеведов-любителей.

Идеологические установки, естественно, были: «Краеведение – форма участия в социалистическом строительстве», «Краеведы, познающие свою родину не для любопытства, а ради обогащения своего советского государства – настоящие строители социализма», «Их систематическая работа должна быть поставлена на плановые рельсы…»

Мало быть любителем родной истории. В партийных докладах того времени краеведение прочно увязывали с Урало-Кузнецким проектом, со строительством крупнейших промышленных предприятий. Так, в задачи краеведов входили «вопросы изучения водного режима» (особенно в Магнитке), «разведка полезных ископаемых», где краевед должен был идти впереди геолога, «вопросы изучения климата и метеорологические наблюдения». Доходило до того, что краеведам вменялось в обязанность решать проблемы транспортного обеспечения, заниматься поиском новых сельскохозяйственных культур или искать строительные материалы.

Краеведное творчество, естественно, нуждалось в определенном академическом «руководстве». В 1920-е годы краеведческие нити тянулись в Российскую академию наук, к ее секретарю – Сергею Федоровичу Ольденбургу, которого вполне можно назвать «Миллером ХХ века».

Краеведческой наукой, ее методологией С.Ф. Ольденбург буквально горел; для него одинаково равноценными были краеведческие знания Урала, Сибири или Кавказа, Поволжья, Средней Азии; он снаряжал многочисленные экспедиции, в том числе и экспедицию академика А.Е. Ферсмана на Южный Урал. «В оборот науки и жизненной практики будет введен такой громадный систематизированный материал, что даже трудно себе представить сейчас плодотворные обобщения, которые мы вправе ожидать», - писал с восторгом С.Ф. Ольденбург. Именно систематизация и становилась одной из ключевых задач библиотечного дела.

Организаторы журнала «Челябинский красный библиотекарь» - Анатолий Котельников и Иван Сверчков – эту свою задачу перед историей понимали и пытались ее решить, не предполагая, какую цену за это придется заплатить.

В 1927 году С.Ф. Ольденбург произнес свою знаменитую фразу: «Без краеведения мы бессильны». И в тот же год вышел последний номер «Красного библиотекаря» - из глубины молодой большевистской страны прорывалась еще не совсем внятная, но уже «неприятная» сила.

В 1920-е годы, к примеру, на волне создания новой большевистской истории, чуть было не допустили серьезную оплошность, объявив краеведение «методом синтетического изучения определенной территории». Геолого-географическое единство, сопряженное с революционными событиями, - да; но история, в которой собрано многообразие политических убеждений, личностных позиций, - это в большевистскую «синтетику» не укладывалось.

«Ошибку» исправили спустя десятилетие. В одной из агитационных брошюр за подписью очередного идеолога говорилось: «Старое краеведение носило любительский характер. Им занимались так себе, между делом. Находилось оно в руках небольшой кучки интеллигенции… Краеведы изучали главным образом прошлое края, его глубокую старину, описывали древние развалины, церкви да монастыри, собирали старинные монеты и всякую рухлядь (ох, жаль его не слышат современные нумизматы!). Жизнь народа, его насущные запросы и нужды их не интересовали… Это вовсе не наше, не советское краеведение…»

Разгромных статей в большевистских изданиях было с лихвой. В 1929 году, к примеру, «Комсомольская правда» грозно сообщала, что «почти вся сеть краеведческих музеев, почти вся сеть краеведческих обществ находится в чуждых, враждебных руках», не желающих быть «орудием классовой борьбы пролетариата».

В 1930-е годы тихо умерло Уральское общество любителей естествознания – УОЛЕ. С разукрупнением Уральской области прекратилась работа над Уральской энциклопедией. В целом, обесценивалась гуманитарная интеллектуальная составляющая исторических исследований.

Краеведческую мысль пытались «прикрыть» не раз – это вообще одна из «задач» государства, тем более советского: не допустить излишней индивидуализации своих граждан. Краеведение интуитивно представляло опасность уже в силу того, что героями местных исторических изысканий были, как правило, люди, сильные духом, крепкие характером, способные нестандартно мыслить. Поэтому они и «задержались в истории», становясь примером для подражания и давая обильную пищу для самопознания.

Любовь к истории родного края вдруг становилась преступлением. И это почувствовали многие…

Анатолий Котельников, будучи не просто краеведом и основателем Челябинской областной публичной библиотеки, но и депутатом горсовета, отвечавшим за сектор образования, за любовь к истории оказался не у дел. Он даже не стал директором созданной им же библиотеки – был понижен в заведующие методическим отделом. Надо сказать, ему еще повезло. В Воронеже, к примеру, изучавшие дореволюционную историю краеведы, с подачи НКВД, были «изъяты» как контрреволюционная организация, желающая «реанимировать царизм».

Хорошему другу Котельникова, знаменитому Владимиру Павловичу Бирюкову, тоже пришлось не сладко. Еще в докладах Уралобкома о нем говорили, как об отступнике: «Работник т. Бирюков видит всю краеведную работу в розовом свете, хотя и носит синие очки. Он вернее всего научный работник старого порядка, он вне общественности, он целые дни может копаться в разрешении каких-нибудь вопросов и тогда для него ничего не существует. В такие моменты он забывает, что Урал строится, что Урал вздыблен, что создаются новый человек, новые порядки, новая жизнь. От него сильно попахивает старым краеведом-любителем. Им руководит прошлая закваска изучения своего района только под углом музея…»

В 1935 году произошло одно событие, о котором даже написала газета «Правда». Бирюков безвозмездно передал Челябинскому городскому Совету свою личную, собранную за 32 года библиотеку из 80 тысяч (!) экземпляров книг, брошюр и годовых комплектов различных газет. Думается, что причины этого подарка не только в бескорыстии – увы, для отечественного краеведения вопросом жизни и смерти стало избавление от собранной истории.

Но не сжигать же! Идея Бирюкова и Котельникова была до гениального проста: чтобы сохранить для истории частную коллекцию, нужно сделать ее общественным достоянием. Под бирюковскую коллекцию Котельников, несмотря на опалу, все же добился строительства нового здания областной библиотеки (ныне здание Челябинского часового завода).

Он оставался хранителем этой коллекции и в годы репрессий (многие родственники Котельникова, в том числе и родной брат, были арестованы НКВД), и в самом начале войны – до своей смерти в мае 1942 года. Вместе с Котельниковым умрет и библиотека Бирюкова (почти 80 процентов всего собранного) – часть ее растащат при всевозможных «эвакуационных» переездах, часть сожгут, часть сгноят в подвалах…

Существует старая закономерность – в переломные эпохи история не нужна, как змее не нужна ее старая кожа. Позолоченный век уральского краеведения 1920-30-х годов начинался ярко, с азартом, со знанием дела. Со временем краеведческий пафос сойдет на нет, растворится в промышленных пятилетках и повседневной текучести жизни – на долгие десятилетия.

Но тогда, в начале индустриальных 1930-х годов, Анатолий Котельников еще надеялся, что здравый смысл в отношении краеведения все же не будет затерт идеологией, что начатая им и Владимиром Бирюковым работа по систематизации краеведческих знаний будет востребована. Возможно, он чувствовал в этом свою миссию, дело жизни, предать которое не мог и не хотел.

В 1933 году при Челябинском краеведческом музее и публичной библиотеке исследовательский огонек вспыхнул еще раз – появился первый номер рукописного журнала «Челябинский краевед».

История этого журнала сегодня оказалась в «статусе мифа». «Челябинский краевед» издавался краеведческим кружком при Челябинской публичной библиотеке в 1933-1936 годах. Суть в том, что несмотря на достаточно длительное время издания, не сохранилось ни одного номера журнала – лишь разрозненные фрагменты и рукописные черновики. Скорее всего, журнал был изъят из библиотеки после ареста и расстрела ряда его авторов.

Тем не менее, как пишут историки, «Челябинский краевед» - реально  существовавшее рукописное издание, в своем роде уникальное. Ни до него, ни после краеведческим силам города не удавалось столь длительное время регулярно издавать свой печатный орган – до 1937 года. «Издавался журнал краеведческим кружком и имел довольно необычную форму «журнала-газеты». Читателями его были наряду с членами кружка и посетители библиотеки и музея, которые могли познакомиться с «Челябинским краеведом» на специальном стенде, где несброшюрованный журнал был размещен постранично».

Разгром южноуральского краеведения, когда многие исследователи получили «черную метку» неблагонадежных сторонников прошлого, начался в 1936 году. Именно в этом году члены кружка при областном краеведческом музее и публичной библиотеке вышли с предложением организовать празднование (что уж может быть хуже!) 200-летия города Челябинска. Хотя точной даты основания Челябинска на тот момент еще не существовало, краеведы решили, что этот вопрос – лишь предмет научного спора, а не общегородского. Ими был составлен подробный План изучения истории города Челябинска с разнообразными «краеведческими секциями», как сказали бы сейчас.

Единственное, что не «учли» авторы предложения – это создававшийся миф о дореволюционном Челябинске как о подготовительном этапе к большому социалистическому строительству, и в силу своей «подготовительности» какого-либо особого исторического значения не имел. Не удивительно, что никакого ответа на это краеведческое предложение со стороны властей не последовало.

Зато последствия, роковые и тяжелые, не заставили себя долго ждать – были арестованы и последовательно расстреляны главные «зачинщики»: составители Плана по изучению истории Челябинска.

В октябре 1937 года был арестован и практически сразу же расстрелян председатель краеведческого кружка Иван Николаевич Сверчков. Следом за ним попал под большевистский молох краевед, агроном, организатор зональной плодоовощной станции в Челябинске Михаил Александрович Протасов, которого обвинили в принадлежности к контрреволюционной повстанческой организации. Не избежал роковой участи соратник Н.М. Чернавского, также выпускник Казанской духовной семинарии Иван Александрович Сперанский.

В канун Нового 1938 года был расстрелян директор архива Октябрьской революции Виктор Александрович Бухарин, бывший участник социал-демократической партии. Спустя девять дней получил «свою пулю» Всеволод Дмитриевич Хартуляри, составитель первой неопубликованной хрестоматии по истории Челябинска, обвиненный в участии в контрреволюционной группе «Польской организации войсковой».

Все они были активными консультантами и авторами статей в журнале «Челябинский краевед», который и стал для многих из них последним пристанищем.

Вообще, разгром уральского краеведения в конце 1930-х годов шел, невзирая на чины и звания, на лояльность к советской власти, на рабоче-крестьянское происхождение, поражая нелепостью происходящего и гнетущей неотвратимостью. Какие безответные вопросы метались тогда в краеведческих головах, глубже всего можно почувствовать, вчитавшись в судьбу Ивана Николаевича Сверчкова.

Он не оставил сколь-нибудь масштабных или знаковых краеведческих работ; его статьи и заметки на совершенно разные темы публиковались в местной печати, в журнале «Уральское хозяйство»; да и память о нем как об основателе библиотеки в селе Бродокалмак не «поражает объемами». Но краеведческая судьба все же показательна.

И.Н. Сверчков – самоучка до мозга костей. Он родился в 1889 году в бедной крестьянской семье и вряд ли мог рассчитывать на хорошее образование. Как рассказывает Е.П. Турова, у него были незаурядные способности, взрывной, энергичный характер и огромная тяга к знаниям.  Поэтому босоногий крестьянский пострел уже к двадцати годам стал писарем и счетоводом, окончил кооперативно-счетные курсы в Екатеринбурге. Несколько лет он будет постоянным участником кооперативных съездов в Шадринске.

«Переворот» в его сознании случился в 1914 году, когда пермский губернатор назначил его заведующим Бродокалмакской библиотекой. Здесь Сверчков буквально дорвался до книг, влюбился в них; книги – а фонд библиотеки составлял «всего» 2400 наименований - стали воплощением детских грез; библиотечные стеллажи оказались чем-то вроде ларца с сокровищами, который хотелось открыть перед кем-либо: вот, смотри!

Он так и делал – проводил в библиотеке всевозможные доклады, лекции, беседы, праздники, книжные выставки, экскурсии, вечера; вместе с женой вел кружки и ставил спектакли; устроил собрание для деревенской молодежи: «На борьбу с самогонкой»; организовал детскую артель со своим уставом, рукописным литературным журналом «Первые искорки» и газетой «Детская мысль».

В 1924 году И.Н. Сверчков перебрался в Челябинск, где стал заместителем заведующего окружной библиотекой и ответственным секретарем уникального журнала «Челябинский красный библиотекарь». Затем в жизни Ивана Николаевича будет Челябинское общество изучения местного края, областной краеведческий музей, работа над Планом к 200-летию Челябинска, участие в журнале «Челябинский краевед» и… арест без объяснений, и расстрел без обвинений в 1937 году.

Челябинские краеведы будут реабилитированы лишь спустя два десятилетия – в 1956-58 годах – вместе со всей страной…

Мы подчас мало задумываемся о разрушительной роли стереотипов, коих в нашей жизни вагон и маленькая тележка, - истины на каждый день, мудрости, которые, как обух, плетью не перешибешь, непререкаемые авторитеты, годные на все случаи жизни.

Поэтому современным сознанием, воспитанном на стереотипах, с трудом приходится воспринимать искренние мысли старшего поколения краеведов, считавших, что сохранение исторической памяти – это не столько дань прошлому, как забота о будущем. И трудно объяснить, почему ценой собственной жизни, перед репрессивным маховиком 1930-х годов, они не предавали историю, а пытались сохранить – в каких-нибудь безумных загашниках, за двойными стенками письменного стола или в междустенных проемах – пожелтевшие бумаги и документы.

Для исследователей тех лет понятие «истинное краеведение» - всегда «краелюбие»; это категория нравственная, нежели научная. Именно такая жизненная позиция помогала если и не выжить под прессом репрессий, то сохранить уникальные документы, буквально «рассовывая их по карманам» местных жителей – до лучших времен. Когда в 1980-х годах мы приходили к старожилам Челябинска с просьбой показать уцелевшие документы и бумаги, те подчас смотрели на нас с удивлением: «Откуда ж им взяться? Мы и родства-то прямого не имели. Разве что в чулане какие-то газеты валяются…» А среди газет оказывались дореволюционные аттестаты, письма, открытки…

Когда в 1989 году в кинотеатре «Победа» была организована первая выставка, посвященная большому террору на Урале - «По счетам надо платить правдой», - в книге отзывов была сделана запись: «Очень трудно вспоминать эти жестокие годы. Я была девочкой послевоенного времени, и помню, как все взрослые чего-то боялись и говорили всегда шепотом. Будь оно проклято, это время!..»

Вот только жаль, что люди времена не выбирают…

Вячеслав ЛЮТОВ

Олег ВЕПРЕВ