ЧЕЛЯБИНСКАЯ ОБЛАСТЬ: ИМЕНА И ВРЕМЯ

«Мы вчитываемся в большую книгу истории. И видим главное: над всеми событиями – сложными, драматичными, противоречивыми – стоит сила и красота человеческой личности. Видим, что имя и судьба человека выше времени, выше исторических обстоятельств». 10 лет назад, на торжественном собрании к 75-летию Челябинской области, эту мысль высказал П.И. Сумин – и дальше в своем выступлении словно двигался от одного имени к другому.

Это было очень необычно. И созвучно «именным ожиданиям» людей, которые устали от ощущения, что «каток времени» движется по ним, ничего не оставляя после себя. Но нет маленьких судеб – есть большая жизнь в большой стране, в добротно скроенной Челябинской области, о чем и говорит ее губернатор Борис Дубровский, ставя человека во главу угла и повторяя старый античный тезис: «Человек есть мера всех вещей».

Поэтому позволим несколько авторских этюдов к юбилею области.

Энергетика Евсея Ращупкина

Когда-то молодому самоучке-инженеру Евсею Ращупкину знаменитый челябинский купец Василий Колбин подарил на свадьбу дом – в знак признательности, что тот помогал протягивать телефонные провода, заниматься водопроводными делами, монтировать и содержать первую электростанцию в Челябинске, развивая городскую сеть и буквально вкручивая лампочки в дома челябинских обывателей.

С началом Челябинской области Евсей Ращупкин окунулся в большие энергетические проекты. Он сделал первый доклад о перспективах челябинской энергетики, участвовал в выборе места для электростанций. Однажды, отмечая неизбежный размах энергетических проектов, он в сердцах бросил оппонентам из партийных структур, которым и при свечке жилось неплохо, - «Эти вещи не для твердолобых». Обидный упрек ему не простили, сфабриковав в итоге расстрельное дело 1937 года. Но именно при нем был заложен первый камень в основание легендарной ЧГРЭС, а по улицам Челябинска зазвенел трамвай.

В мае 1935 года Челябинский энергетический узел в связи с бурным ростом промышленных предприятий был выделен из системы «Уралэнерго» в отдельную, самостоятельную единицу – Челябинские городские электросети. Возглавил его Евсей Ращупкин…

Парк четы Советниковых

Михаилу Алексеевичу Советникову было чуть более сорока лет, когда он возглавил исполнительную власть молодой Челябинской области. Хотя за плечами – целая мешанина событий большевистской эпохи, в том числе и поддержка инициативы о разделении неповоротливой Уральской области. Инициатива наказуема. «Ратовал за Челябинскую область – туда и поезжай». Из Москвы,  с «теплого места» заместителя наркома лесной промышленности…

Исполкомовские будни Михаила Советникова оказались впечатляющими. Так, продукция крупной промышленности выросла за две пятилетки в 12 раз. К 1937 году Челябинская область вышла на первое место в Союзе по производству тракторов, магнезита и никеля, на второе – по добыче руды и выпуску ферросплавов, на третье – по выплавке чугуна и стали.

Нужно было где-то отдыхать от производственных будней. Подхлестнула критика, предметом которой стала… жена Александра Кирилловна. Ее упрекали в том, что она нигде не работает, является «приживальщицей у советской власти». Пришлось найти ей общественное дело – взять под опеку запущенный городской сад им. Пушкина. Она нашла подрядчиков, придумала дизайн. Как рассказывали старожилы, горсад преобразился: появились красивые фонари, дорожки были посыпаны песком, а по вечерам в парке играл оркестр.

Опыт оказался хорошим, и в 1936 году, незадолго до своего ареста и расстрела М.А. Советников подписал постановление о создании городского парка культуры и отдыха – будущего главного парка Челябинской области, имени Ю.А. Гагарина.

Магнитострой Вениамина Дымшица

Летом 1939 года на Магнитогорском вокзале с поезда сошел молодой человек – ему не было еще и тридцати – с небольшим походным чемоданчиком и удостоверением управляющего трестом «Магнитострой»: Вениамин Дымшиц. Магнитогорский комбинат был самым крупным заводом того времени, выплавлял более 1,6 млн. тон стали, производил 1,2 млн. тонн проката в год. Вот только строительная программа города не поспевала за этим.

Именно при Дымшице в Магнитогорске была обкатана идея скоростного поточного строительства жилья, когда специализированные бригады переходили с объекта на объект. Для этого были локализованы производства. Так, осенью 1939 года было создано общими усилиями большое централизованное бетонное хозяйство с механизированной подачей песка и щебня скреперными лебедками. Здесь же был организован единый для всей стройки арматурный цех. Затем расширено ремонтное хозяйство, а новый цех малой механизации сразу стал производить всевозможные строительные механизмы – транспортеры, небольшие краны, растворомешалки, стерлинги, моторы и пневматический инструмент.

Строительные мелочи? Но именно они позволили в годы Великой Отечественной войны в короткие сроки, каких не было в мировой истории, возвести броневой стан и две огромные домны, плавивших сталь Великой Победы…

Война Леонида Баранова

В военном Челябинске их называли «два Семеныча»: первый секретарь обкома Николай Семенович Патоличев и второй секретарь – оставшийся в тени истории – Леонид Семенович Баранов.

У них было много общего: погодки, у которых родители погибли в годы гражданской войны; подранки, вырвавшиеся из крестьянских корней в люди; взрывной характер и чувство ответственности. В годы войны Патоличев замыкал на себе крупнейшие предприятия, взаимодействовал с наркоматами, отвечал головой за выполнение оборонных планов. А у второго секретаря был свой фронт, не такой заметный, как на промышленных гигантах. За ним было закреплено обеспечение. В частности, Л.С. Баранов курировал угольную отрасль и размещал в Копейске и Коркино эвакуированных горняков из других регионов страны. За ним «числилась» вся инфраструктура: энергетическая, транспортная, со всеми железнодорожными проблемами и малой скоростью доставки грузов.

Второй секретарь взял на себя и сельское хозяйство, где положение было самым сложным, и тем самым отвел от первого секретаря «удар». Дочь Николая Патоличева Наталья вспоминала, что «день начинался с того, что папа подходил к окну и говорил: опять дождь, урожай не соберем – меня повесят».

Именно Леонид Баранов, курировавший от Челябинского обкома формирование Уральского добровольческого танкового корпуса, закончил огромную организационную работу – 9 мая 1943 года с Алого Поля в Челябинске ушла на фронт легендарная 244-ая танковая бригада…

«Трактор» Виктора Шувалова

Когда-то накануне войны в челябинском Порт-Артуре близь железнодорожного вокзала появилась «дикая команда» - несколько мальчишек с азартом громили всех футбольных соперников в округе. В один из весенних дней к «портовским ребятам» подошел работник завода имени Серго Орджоникидзе и предложил им перейти в заводскую команду с символичным названием – «Зенит». Среди ребят был и Виктор Шувалов, который с началом войны пришел на ЧТЗ в цех, производивший коробки скоростей для тяжелых танков.

После войны директор ЧТЗ Исаак Зальцман, подчинившись моде на ледовые баталии, предложил создать хоккейную команду. На первых порах главную роль в этом сыграли «универсальные спортсмены», легко сменившие бутсы на коньки.

Эта спортивная «революция» станет звездным часом Виктора Шувалова. Осенью 1949 года специально за ним на Плановый поселок ЧТЗ прислал самолет Василий Сталин. В итоге один из «33 лучших футболистов страны» оказался в элитной хоккейной команде ВВС и в лучшей тройке – вместе с Евгением Бабичем и Всеволодом Бобровым, также бывшими футболистами. В первом же хоккейном сезоне в 35 играх Шувалов забьет 16 шайб. А затем станет двукратным чемпионом мира, трехкратным чемпионом Европы и в 1956 году – олимпийским чемпионом по хоккею, первым с южноуральской земли…

Земля Ивана Шундеева

Осенью 1956 года произошло примечательное событие: крупная промышленная Челябинская область, оплот советской металлургии и машиностроения, «ядерный щит России», получила свою первую высшую награду – Орден Ленина. И не за заводской характер, а за «большой хлеб», полученный с южноуральских земель. Участником этого признания стал тогда еще молодой механик Иван Никандрович Шундеев, будущий бессменный председатель знаменитого «Коелгинского» совхоза.

- У нас не было и недели, чтобы что-нибудь: трактор, сеялка, жатка – не приходили в колхоз, - вспоминает И.Н. Шундеев. – Это было объяснимо: заводы перешли на мирные рельсы, стали производить трактора, оборудование, технику. А за сельским хозяйством был государственный присмотр.

Именно в целинные годы село в буквальном смысле преобразилось. Ничего подобного не было ни до, ни после. Во всех центральных усадьбах целинных совхозов появились школы, интернаты, детские сады. На отделениях – восьмилетние и начальные школы, дворцы культуры, библиотеки. И жилье – пусть и типовое, зато в изобилии, тысячами квадратных метров.

В начале российских реформ, чтобы не потерять этот потенциал, Иван Никандрович собрал членов совхоза, которые вдруг стали акционерами, и выдвинул жесткое условие: либо все вместе прорываемся в рынок, либо каждый идет, куда хочет. Победило первое…

Ключи Кирилла Щелкина

Этого человека называли «неизвестным среди заслуженных». Атомный проект – эта великая война после войны, противостояние за обладание самым мощным оружием – стал невероятной страницей истории Южного Урала. В его рядах был и выпускник Крымского пединститута Кирилл Иванович Щелкин, в годы войны изучавший вопросы детонации рядовым артиллерийского расчета в битве под Москвой. Затем, отозванный с фронта, он участвовал в разработке реактивных двигателей, пока в 1946 году не включился в атомный проект.

Щелкин был тем самым человеком, кто принял под роспись первую советскую атомную бомбу, обеспечил подъем ее на башню Семипалатинского полигона, лично установил первый капсюль-детонатор. А потом, спустившись по лестнице последним из всей команды, опечатал вход в башню». После него был только взрыв, изменивший ход атомного противостояния с США - рано утром 29 августа 1949 года.

Кстати, этот заряд стал предметом шутки. Суть в том, что Кирилл Иванович самолично расписался «в получении» первого советского атомного взрывного устройства РДС-1 из сборочного цеха. А значит, должен был отвечать за его сохранность. Коллеги-ученые его в шутку спрашивали – мол, а куда ты дел бомбу, за которую расписался? Он в ответ улыбался – а следом вкладывал камень за камнем в основание Российского федерального ядерного центра и города Снежинска.

Машгородок Ивана Седова

Это было в Челябинске – еще до образования области. Через реку Миасс строили новый мост, ныне известный как Кировский. Строили быстро, с огоньком. Много сил ушло на возведение быков - камни требовалось обтесать не хуже, чем у египетских пирамид. Среди камнетесов отличался невысокий, но очень крепкий паренек, который лихо махал кувалдой и обрезал камень, словно ножом. Молодца звали Иваном. Он и думать не думал, что станет в июле 1960 года управляющим трестом «Уралавтострой» в Миассе, а строители с уважением будут называть его «дедом».

В Миассе И.И. Седов воплощал в жизнь идеалы массового строительства на площадке Машгородка, приняв участие в главном споре хрущевской эпохи: что лучше – бетонная панель или кирпич. В то время в Миассе прекрасно работал кирпичный завод, и отказываться от него не было никакого резона. Панели же приходили в Миасс из Кургана и Челябинска – подчас некомплектно и с перебоями. Дело доходило до смешного: пятый этаж на стройплощадку поступил, а второго еще нет и неизвестно, когда будет.

Именно тогда Седов принимает решение комбинировать и то, и другое. Рассказывают, что Иван Иванович позвонил напрямую директору ракетного центра В.П. Макееву, высказал все свои доводы. Макеев переговорил с Москвой – и Седову было разрешено строить так, как он посчитает нужным. Пожалуй, именно поэтому Машгородок оказался таким самобытным среди типовой застройки…

«Икар» Александра Потапова

…Трудно было мечтать осиротевшему сыну железнодорожника, голодному «фазаненку» фабрично-заводского училища, что он когда-нибудь выучится и выстроит целый город.  Но именно так сложилась судьба Александра Георгиевича Потапова, который в 1954 году приехал на берега реки Юрюзань и стал главным инженером, а затем и директором Приборостроительного завода в Трехгорном.

Один мифологический образ преследовал его долгие годы. Вокруг – простор уральской тайги, и тут же город за закрытым почти наглухо периметром с заводом, собиравшим сокрушительное оружие и выросшим у него на глазах; сверху – всесильный министр среднего машиностроения Е.П. Славский, курировавший атомный проект; снизу – горожане и заводчане с подпиской о неразглашении…

Хотелось вырваться в небо на крыльях – к солнцу. В конце 1960-х годов А.Г. Потапов, влюбившись в летящего Икара работы скульптора Виктора Бокарева, ученика Эрнста Неизвестного, поставит вместе с заводчанами в центре Трехгорного удивительный памятник. А рядом с ним в 1971 году распахнет двери один из лучших дворцов культуры Челябинской области - «Икар».

Красная Горка Валерия Ростова

Валерий Алексеевич Ростов оказался целой эпохой в истории Златоуста. Рассказывают, что ему предлагали возглавить город, но он остался верен своей «Стройтехнике» и Красной Горке, которые появились с нуля.

Выходец из оборонного комплекса, со Златоустовского машзавода, участвовавший в создании космической системы «Буран» и знаменитой подводной ракеты «Синева», в начале 1990-х годов он оказался «на семи ветрах» - как и многие спецы, попавшие в жернова конверсии. Собрал единомышленников и приступил к выпуску мирной продукции – вибропресса «Рифей» для формовки стройматериалов. Конструкция оказалась настолько проста и безотказна, что ее даже сравнивали с автоматом Калашникова. Прессы шли нарасхват. Из строительных блоков, выпущенных на «Рифеях», сегодня можно построить целый город.

В.А. Ростов так и сделал. В конце 1990- годов молодой завод выстроил целый коттеджный поселок для своих рабочих: в три этажа, с гаражами и приусадебными участками. А следом на Красной Горке вознеслась в небо башня-колокольня в честь святого Иоанна Златоуста.

Валерий Алексеевич любил поучительный образ метели – пройдешь по ней, дунет ветер, и все следы заметет. А человеку в жизни нужно, обернувшись, увидеть то, над чем ни снег, ни ветер не властны…