Коля-Николай.

   Он жил при мамке и старшей сестре-медсестре. Про отца его ничего не помню. Колька был весьма просвещён во многих вопросах, знался со шпаной, знал разные песенки вроде

   "По тёмным улицам Кронштадта

   Шёл, спотыкаясь, капитан,

   Довольно пьян,

   Довольно пьян,..." и т.д.

   Кроме того, он увлекался авиамоделизмом, ходил в Аэроклуб, и после седьмого класса ушёл. Но до этого мы вместе ремонтировали физприборы, собрали из деталей, выброшенных киноремонтной мастерской ,широкоплёночный проектор. Ни объектива, ни фонаря мы не успели установить, как он вдруг, меня не спросив, эту штуку продал за 200 рублей, и со мной не поделился. Этот факт оказался многозначительным.

   Много лет спустя я случайно встретил его в городе ,и он гордо сообщил,ч то он - вор. Сначала я не понял, чем он так горд, но потом узнал, что это чин в лагерной иерархии. Рассказал, что служил в авиации, откуда ушёл, вернулся в Челябинск, женился, имеет детей. Жена инженер на радиозаводе. Он развёлся .Попал в лагеря, как говорил, за политику.-"Ты же знаешь, я был в технике свой, а они из меня дурачка сделали! Теперь буду садиться только по уголовке".Ещё раз он появился, передав мне наши с ним старые фото с припиской, что садится. Как-то раз я увидел его "на работе". Мы зашли с женой в "Кулинарию", он был там с товарищем. Мы друг друга "не узнали", но я уловил в зеркале его быстрый, иголочкой, взгляд. Они ушли.

   Другой раз встретил его на улице возле моей службы. Попросил у меня три рубля на очки, зачем-то показывал рецепт. Толковал, что в детстве меня защищал от блатных, жалкий.

   И в последний раз встретил его –у знать было нельзя: всё лицо искорябано, словно тащили по гравию. Стал врать, что получку отняли.

   В детстве мы с ним времени много проводили. Спорили, например, кто Сталин-антифашист или профашист? Он считал, что "про"- это значит- против, а я всё-таки считал, что "анти". Он был прав, как оказалось. Однажды мы с ним вступили в борьбу с могущественной жэковской активисткой тётей Нюрой. Она отобрала у меня и разбила об асфальт самокат на шарикоподшипниках-не знаю зачем - и я, озлившись ,решил её заклеймить в прокламации. Мы с Колькой сочинили стишок:

   Тётя Нюра-баба дура,

   Агитатор и прохвост!

   Дюбнем в морду тёте Нюре

   И пришьём собачий хвост,и т.д.

   Агитатор - это предложение Кольки, он считал это слово ругательным. Мы пошли в 7-й дом, где она жила, и прикнопили листок на двери. И надо же - только мы это сделали, как дверь стала отворяться. Я скатился вниз, а Колька сделал вид, что спускается сверху. Тётя Нюра, оказывается, знавшая его, спросила строго - кто? Но он не сознался.

   Как-то у него дома, барахтаясь с ним, я метнулся и ударился челюстью о стул. Зубы пошатались, но остались, правда, с диастемой. Такая памятка.

   Однажды для школьной газеты сатирического направления, которую я выпускал, Коля сочинил стихотворение на мотив "раскинулось море широко". Стих был о некоем Боре, который не учил, получил двойку на экзамене. Кончались стихи так:

   Напрасно старушка пекёт пироги,

   Ей скажут - она перестанет,

   А Боря спокоен :он осенью сдаст,

   А осенью он не явился.

   Продолжу о школьной поэзии. Однажды в парте я нашёл листок со стихами:

   Милые ласки, алые глазки,

   Часто вас вижу во сне.

   Волосы русые, набок зачёсаны,

   Часто мерещатся мне.

Меня так ошарашили алые глазки, что я прочёл стихи ребятам ,ожидая смеха. Но они промолчали - им понравилось.

   Конечно, между школьниками ходили и матерные произведения народного творчества. В общем, весь фольклор такого рода у нас был представлен. И лексикон был весьма богат феней ,и словечками разнонационального происхождения - результатом вавилонского смешения языков, привезённых довоенным и эвакуированным населением.

    И ещё к слову. Я однажды получил комсомольское поручение-шефство над младшим классом. Я провёл там какую-то беседу на классном часе и не помню по какому поводу, но один из мальчиков показал мне толстую тетрадь со стихами и сказал, что собирается стать поэтом. Так я впервые познакомился с Юрой Фоосом. Наши контакты в школьное время были редкими, но после, в студенческой жизни и дальше мы стали близкими друзьями. Он-таки стал поэтом.

   Детские игры.

   Были игры традиционные - бабки (такие кости, добываемые при варке холодца),в "чижика", конечно, прятки, сыщики-разбойники, жмурки, ну и карты, лото, домино. Из специальных игр играли в войну, причём увлекались, и, говорят, кого-то даже повесили всерьёз. Воевали и просто так-охраняли свои ареалы от чужаков. КБС воевал с Портом, с ЧТЗ. Внутри КБСа каждый дом враждовал с другим. Играли на деньги- в "чику"-стопку монет разбивали битой и выигравшему доставались упавшие вверх орлом. Другой вариант- когда целились в монеты битой, отлетающей от стенки. Играли в "швай" - ножичек или напильник бросали в очерченном на земле круге так, чтобы он втыкался, тогда отрезалась часть территории в пользу бросавшего. Играли в " кондалы",когда играющий должен был разбить с разбегу цепь держащихся за руки .Была ещё игра "штандар",там водящий должен был попасть мячом в разбегающихся игроков,которые застывали по его команде "штандар!" И "жоска"- меховушка с пришитой свинчаткой, которую несчётное число раз подбрасывали пяткой, стоя на одной ноге.

   Малыши закапывали возле стен в ямку, покрытую стёклышком, всякую цветную мелочь, называлось - секретики. Если на улице появлялся прохожий в шляпе, увидевший его первым имел право крикнуть "цилиндр!" и ударить по шее товарища. Не желающий получить по шее должен был успеть крикнуть "цилиндр неигров!"

   Играли в чехарду, называлось "чугунная жопа". В школе на переменках "жали сало" из несчастного, зажатого в угол, навалившись толпой.

   Конечно, играли в футбол. Зимой коньки приматывали специальным образом к валенкам, цеплялись за грузовики проволочными крючками.

   Из аттракционов были распространены "гигантские шаги". Это был столб с четырьмя канатами. Желающие вдевали по одной ноге в петлю каната и начинали скакать вокруг столба, постепенно шаги становились гигантскими, и катающиеся взлетали прыжками. Тот, кто не разгонял систему –говорилось - катается на халтуре. Другого значения этого слова я не знал тогда. И вот однажды нас повели в театр оперетты. Этот эвакуированный откуда-то театр помещался в ДК Ферросплавного завода. Ставили, как сейчас помню, "Одиннадцать неизвестных"-про победу наших футболистов в Англии и про происки буржуазных дам. Меня поразили раскрашенные розовые мужчины. Незадолго до этого в газете была разгромная статья об этом театре под названием "Халтура на сцене". Я всё ждал, когда же там появятся эти самые гигантские шаги.

   Начиналась борьба с космополитизмом. Кстати о борьбе. На уроках дарвинизма учительница кляла Вейсманистов-Морганистов, не очень понятно за что. И вот однажды, роясь в библиотеке, я обнаруживаю книгу- самого Моргана. Я указал библиотекарше, сильно её напугав.

   В библиотеке той я отыскал и первоиздание "Ленина" Маяковского-там были и изымавшиеся впоследствии имена-

   "Товарищ Бухарин из-под замызганных пальм

   Говорит потеряли кого.."

   МАГАЗИНЫ.

   Основной контингент населения КБСа отоваривался по карточкам в "рабочем" магазине, в Пятом доме. Там же был и хлебный, в очередях которого я провёл ой как много времени. Очереди были отдельно "мужская" и "женская". Я - в мужской. -Лизни руку!-и активист из "наблюдающих очередь" пишет номер химическим карандашом. В нутро магазина "запускали" порциями по мере выхода. В магазине духота, но пахнет хлебом. Продавщицы режут буханки гильотинами, вожделенные довески-премия за стояние. Мне и после казалось, что когда продавщица, отрезав кусок, добавляет довесок, она изменила мнение обо мне к лучшему. В этом же магазине после войны, к праздникам "давали" муку.

   В той же хлебной очереди ,как я узнал впоследствии, меня впервые отметил и стоящий там же Юра Фоос - я кому-то рассказывал, как сделать "авторучку" из обычного пера, вставив пружинку. Тогда чернила дольше держались, не надо было часто обмакивать перо.

   Когда отца перевели в ИТР, нас прикрепили к другому магазину, ИТРовскому,в Седьмом доме, в угловом подъезде. Там очереди были поменьше и отоваривали ,видимо, пожирнее. Помню праздничный вкус сладкого кипятка с чёрным хлебом.

   Активность.

   Я в то время был романтиком по Маяковскому, активничал повсюду. Учился неплохо, но не отлично, хотя десятый сумел закончить с серебром. Уже упоминал об участии в хоре. Однажды, ещё в пионерах, мы с Путиловым изображали на каком-то мероприятии клоунов- я был Затей, а Колька- Ник. К недоумению зрителей ,я на сцене сам непрерывно хохотал. Потом я попытался записаться и в драмкружок при ДК.В школе у нас ставили сцены из патриотических пьес, блистали Курбатов и Казанцев. Пару раз я приходил на занятия, но почему-то руководителя не было, и нам читала из Станиславского местная уборщица.

   Был я в дружине Юных пожарных. Мы дежурили в кинозале ДК, следили, чтобы никто не курил. Но потом нас перестали пускать на сеансы, и дружина распалась.

   Ходил я в ДОСАРМ, в кружок связистов, изучал полевой телефон и азбуку Морзе. Во время всеобщего увлечения морем (Клёши, тельняшки, мечты о странствиях) меня занесло и в Морской клуб ДОСФЛОТа. Он был в барачном клубе на Третьем участке. Кружок был судомодельный. Ходил я туда тоже недолго, потому что наш руководитель по фамилии Звычайный, находясь под шофэ, сжёг свои клёши у "козла"-электропечки. Дело было зимой. Занятия прекратились. В этом же клубе была библиотека, где я в числе допущенных ремонтировал книги, за что получал дефицит вроде "Всадника без головы".

   Один раз я попал каким-то образом вместе с Путиловым в летний лагерь авиамоделистов. Авиамоделизм меня не увлекал, я склеил обязательный планер, но всё время проводил в радиоузле и паял приёмник.

   Как-то раз меня вместе с группой товарищей-пионеров подрядили приветствовать какое-то партийное мероприятие. Нас научили словам и велели прийти к нужному часу. Я явился, но - кошмар! - не в форме, без белой рубашки. У меня её, повидимому, не было.Носил серые, немаркие.

   И меня в ряд с прилично одетыми детьми не поставили. Я прокричал необходимые слова из-под потолка, с балкона осветителя.

   В школе я занялся сатирой. Мы с Толей Шумковым - он рисовал - самодеятельно изготовили газету "Смех, да не для всех". Был переполох. Тем более, что Толя там изобразил учительницу сильно похожей на Клавдию Владимировну. Газету сняли и отправили в учительскую на экспертизу. Особой крамолы не нашли. После этого, принятый в комсомол, я выпускал школьную "Колючку" уже официально. Однажды я "продёрнул" Предучкома и Комсорга за то, что те курили в "убортресте".Ко мне даже ходили из соседних классов с поздравлениями .А Предучкома Ясинский, встретив меня в коридоре, драться не стал, а сказал выразительно:-дурачочек! Я теперь понимаю, насколько он был прав. Можно, конечно, по прошествии времени сказать:-Каким я был тогда дураком!

   -Каким? А не таким, каков сегодня: глупость неисчерпаема.

   Было одно, впрочем, и стоящее дело. Однажды директор летом, в каникулы, возвращаясь домой, обнаружил нашу компанию вытаскивающими из школьного подвала,-заброшенной и затопленной котельной- опилки и грязь. Мы объяснили, что хотим тут очистить место для мастерской. Директор отослал нас домой, но идею одобрил, и вызванные строители очистили подвал. По моей наглой просьбе отец выписал для школы кое-какое слесарное оборудование, и сначала мы там самостоятельно возились,  а потом там стали проводить и уроки труда, тем более, что подошла мода на профориентацию. Этим мы ,возможно, и погубили нашу 47-ю.Через некоторое время она стала центром профобучения.

   БИБЛИОТЕКИ.

   Библиотек было много. Первая-детская, где-то в районе Еврейской Крепости. Как сейчас помню первую полученную книжку -"Морской охотник", про войну. Потом была уже упомянутая библиотека, профсоюзная,в бараке. Параллельно я ходил в читальный зал  детской городской, на улице Труда. Теперь Дворец спорта, где тогда был деревянный дом с печами и с мемориальной доской о чём-то революционном. Был читальный зал и в Порту, детская библиотека железнодорожников. Тоже уютный деревянный дом. Читал там приключения -"Тайну двух океанов", "Истребитель 2Z", "Арктический мост" Адамова - (это на волне военного союзничества с США фантастический проект о тоннеле подлёдном между Аляской и СССР).Однажды обнаружил я по каталогу название "Как самому сделать телевизор"- а книга была 35-го года. Описывалась система с механической развёрткой диском Нипкова с дырочками, расположенными по спирали и вращаемого перед неоновой лампочкой синхронным двигателем. Лампочка была включена на выход обычного радиоприёмника. Конечно, с передающей стороны была такая же система, но с фотоэлементом вместо лампочки. Мама вспоминала, что у них в Орле принимали опытные передачи из Москвы в то время. Развёртка была порядка 25 кадров, экранчик с фотокарточку. Так вот, на обложке этой книжки была фотография диска, которую держала рука со странно - мне показалось - углом остриженными ногтями. Я указал на это библиотекарше. Реакция у неё была тоже странная: она зашипела :-Наверное, враг народа! И пыталась книжку у меня забрать, но я не дал, прочёл.

   Когда в году 51-м открылся ДК ( я был на открытии, по отцовскому билету сидел в валенках в первом ряду и бешено хлопал ) ,библиотека из барака переехала туда. Читальный зал со шкафами до потолка с золотообрезными дореволюционными изданиями, столики с зелёным сукном, тишина - что за удовольствие было там заседать! Читал я-это уже в более зрелом возрасте, в старших классах и даже в студентах- к примеру, Мережковского (не понравился),и малоизвестных поэтов - Мея, Минского, Надсона.

   Записался я и в областную публичную библиотеку. Тогда она была на Цвиллинга 7. Ходил и в читалку ДК ЧТЗ, и в библиотеке ЧПИ перечитал много художественного- дореволюционные томики Уайльда, Франса, Шоу. Читал много и бессистемно.

   А первой по-настоящему прочитанной книгой был Кара-Бугаз Паустовского. Я, конечно, тут же собрался в геологи.

   НО ПОД ВЛИЯНИЕМ Эдика я сменил профориентацию на радиотехнику. Даже записался в Радиоклуб. Он был в Городе, помещался в подвале под гастрономом на пл. Революции. Заправлял там молодой человек по фамилии Динабург. (Впоследствии оказался родным братом Юрия Динабурга.) Там я что-то паял .Мой членский билет был под номером 1 без всякого умысла, просто я оказался первым в очереди на получение билетов.

   Кончал школу я с намерением поступить в Москву, в Физтех. До нас двое поступили туда - Макаранец и Шолохов. Поехали мы с Эдиком и Волькой Бородиным. Они поступили ,я - увы.

   Бородин после института и некоторого времени в Москве, уехал в Новосибирск, в Академгородок, специализировался по гидродинамике. Эдик-в Обнинске, радиохимик. Из наших в науку пошёл ещё Гришкевич Саша (Бараба),он в ЧПИ.

   А Бородин учился с нами только последний класс, его выперла своенравная заслуженная ведьма из 48-й школы. То же случилось и с Тубертом, за год до нашего выпуска.

   Вместе с нами в Москву ехал и друг детства Вольки Артур Немелков, он после техникума с золотым дипломом. Но учиться он стал в Свердловске, в УПИ, на физтехе тоже. С ним и с Волькой много связано в жизни. С Волькой мы были в переписке и редких, правда, встречах до его смерти после нескольких жён и инфарктов. С Артуром мы дружили семьями.

   Артур-коммунист-романтик .Его выступление на комсомольском собрании в УПИ в 56-м году наделало переполох, даже передавали об этом по Би Би Си. Его выперли в армию, потом он заканчивал учёбу в ЧПИ. Талантливый, музыкальный.

    С Юрой Фоосом я подружился уже после школы и даже института. Оказалось, что он поселился рядом с моей работой, и я стал у него бывать. Потом он перебрался на ЧМЗ, и мои поездки к нему и в тамошний лес стали регулярными. После смерти его матери он переехал в их старую полуторку на КБСе и зажил холостяцкой поэтической жизнью при постоянном безденежье. Мои посещения его жилища сильно оживили впечатления о старом КБСе, тем более, что он знал многое ,и многих мне неизвестных людей. Из его окна был виден нетронутый временем вид ,заповедник какой-то 50-х годов.

   А возвращаясь в сороковые, можно вспомнить и стада коров, в те времена проходившие через КБС из Порта на выпас, и другие стада, бредущие на бойню, что была возле нашей школы.

   Артели инвалидов по изготовлению всякой мелочи, ютившиеся в подвалах.Нищие: -"Дорогие братья, дорогие сёстры, дорогие папашш-мамашши, подайте на пропитание кто сколько сможет. Помогите!" Тётка со страшным ,сваренным будто лицом с белыми глазами. Говорили, что её облили кислотой из ревности.

   Известная личность - участковый Воропаев. Такой типовой мильтон! Он уговаривал детей сдавать оружие, которого было множество, вплоть до пулемёта. Оружие находили ,как я уже упоминал, в танках .А возле вокзала была свалка самолётов. Лабиринты из разорённых фюзеляжей. Мы там выламывали красивые непонятные штуковины. А однажды пришли вагоны с немецкой и румынской мелочью на переплавку- тоже ребятня обогатилась.

   Артиллерийский порох был и в виде толстых трубок. Если её зажечь с одной стороны, получалась ракета, и носилась как бешеная, их запускали на стадионе, который был недалеко от домов КБСа, за деревообделочным цехом. Рядом со стадионом были бараки, в одном из них поселилась семья Фооса, когда отец вернулся из трудармии, а мать с детьми-из ссылки на Севере, в устье Оби.

   Дальше, за стадионом, были две огромные воронки, правильной круговой формы, вероятно, космического происхождения, глубиной метров 30-50.В одной был устроен тир, где милиционеры стреляли, а зимой козырёк над мишенями использовался как трамплин.

   Рядом стояла парашютная вышка. Начинающих парашютистов спускали оттуда под куполом на тросе. Наших старшеклассников тоже однажды спускали. Кружковцев, не всех. Неподалёку был базарчик. Там можно было купить всё, от живых кроликов до тетрадок. Однажды я сам пошёл туда за тетрадью и попал в облаву. Меня в строю других разновозрастных подозрительных провели по всему КБСу в отделение на удивление одноклассникам, идущим в школу. И я сидел в подвале ,пока мама не пришла с завода и не забрала меня. Сидел я там и листал журналы. Как сейчас помню, -"Безбожник".

   Парашютную вышку в 60-х сначала закрыли, после того как на стреле, говорят, повесился кто-то, потом и снесли. Базарчик тоже исчез.

   А на конечной остановке трамвая -КБС- кольце- стояло несколько дощатых строений-среди них радиомастерская, куда мы ходили выпрашивать детали для своих надобностей. Нам разрешал мастер потрошить старые приёмники СИ-235.

   Там было и местное фотоателье с обязательной витриной образцовых фото и декорацией с пальмами и морем.

   А был ещё частник-фотограф, меня к нему привёл однажды в подвал в Восьмом доме Витя Рябов. Это был дряхлый старик, у него я увидел увеличитель, сделанный из табуретки.

   Тогда почти все подвалы были заселены-в том же доме в подвале жила семья моего одноклассника Толи Садовникова.

   Окна первых этажей тогда, как и сейчас, были зарешечены. Жить было опасно - грабили, раздевали,у бивали ни за что. Даже в трамваях могли ограбить всех сразу, а пройти ночью "под мостами" между КБСом и ЧТЗ решался только отчаянный.

     Но несмотря на бедность и неустройство народ любил и умел веселиться. По праздникам обязательно после застолья с брагой, вываливали на улицы ряженые с песнями. Песни были хоровые с солистом, слова трудно различимы. Вот припоминаю такое:

   Запевала: -Заходит грозный наш отец... И тут же вступает хор, как лавина, так я и не узнал , чем дело кончилось.

     А когда после войны вернули реквизированные приёмники и с войны понавезли пластинок-пошло соревнование, у кого играет громче электропатефон. В окнах динамики выставлялись и орали. Котировались Русланова, Козин,и трофейный Лещенко. В школе в нашем радиоузле тоже крутили пластинки-на вечерах ,танцевальные. Тогда ещё не были запрещены танго и фокстроты. Я на школьных вечерах преимущественно просиживал в физкабинете, выполняя заявки.

   МНЕ, В ОБЩЕМ,ПОВЕЗЛО - в школе меня не били, а сам я, естественно, не лез. Правда, уже в старшем классе Генку Курбатова сильно за что-то побил в уборной некто Линиченко, боксёр-перворазрядник. Я, как принципиальный комсомолец, выступил на классном часе с возмущением по такому факту-при классной нашей даме. За огласку Линиченко мне отомстил. Однажды вечером, когда мы с Колькой торчали у него в подъезде,т уда явился Линч и взял меня за грудки, чему я по непониманию ситуации не испугался и даже процитировал Михалкова:-Так вот кто в лапы мне попался!(Это басня про Льва и Зайца).

   Тот или не ожидал от меня подобного остроумия (цитирую Зощенко),либо развернуться как следует в тесноте подъезда было нельзя, но ушёл. Через несколько дней, когда мы большой компанией прогуливались по "Броду", он не торопясь подошёл ко мне и развернулся-таки. Удар был в нос, я сразу хлопнулся в нокаут. Очнулся - его уже не было. Вся дружеская компания наблюдала процесс в сторонке:-двое дерутся-третий не мешай.

   Линч посчитал себя удовлетворённым, я не жаловался, никто не донёс. Обычное дело. В частых разборках (это словечко уже нашего времени) из-за прекрасных дам я не участвовал, мне нечего было ни с кем делить. Я тогда интересовался радио и Маяковским.

   ЛЕТНИЕ КАНИКУЛЫ -пионерлагеря. Специфическая жизнь. Пионерлагерь завода ("Каштак") находился на берегу Миасса, тогда чистого, в бору за ЧМЗ. Деревянные палаты для отрядов, спальни с рассказами страшилок после отбоя .Сеня с его "а старцы шкрабают,шкрабают.".Или -"Кто читал Милый друг?"

   Матрасы, прописанные, висящие на перилах веранды, разговоры о вожатой, которая "вала-да", популярная девочка Вера, её ухажер Худосов. Моё вмешательство в амурные дела, закончившееся заслуженной расправой.

   Моё странное решение перейти в другой ,младший отряд-по приглашению вожатого-нехорошее желание побыть старшим. До сих пор стыдно как предательства. Лагерные праздники, маршировки с песнями, линейки с рапортами и чтение своих первых стишков в концертах-их было ровно два. Про весну и т.п.

   Родительские дни, когда на грузовиках привозили родителей и нас раздавали. Располагались семейно на травке, кормили детишек. Почему-то мама приходила пешком, я долго её выглядывал и наконец - о радость! - получал вожделенный кулёк с леденцами.

   Меня однажды отправили в лагерь по продлённой санаторной путёвке для откармливания. Я был в отряде, но получал дополнительное питание-когда масло, когда что-нибудь вкусное. Но тут подвернулся некто Спиркин. Он обещал покатать меня на танке - у него отец был полковник, якобы,- если я ему буду всё это вкусное отдавать. Я соблазнился и отдавал. Он сильно смеялся надо мной, когда уезжал, а я оставался на вторую смену.

   Возили нас в лагерь в грузовиках со скамейками. Каждый раз проезжали дорогой между заводами Цинковым и Лакокрасочным, сквозь жёлтое облако удушливого сернистого газа.

   (Да, возвращаясь к вопросу о моём легковерии. В шестилетнем возрасте мне вдруг подарили роскошную книгу - Буратино. Я тут же вынес её во двор и отдал "почитать" первому же попросившему пацану. Больше я её, естественно, не видал.)

   ....И незабываемые переживания возвращения наконец домой из лагеря-в неожиданно тесную комнату, к долгожданной жареной картошке, и нетерпение встреч со своими приятелями. Привозили нас из лагеря не сразу, а после санобработки-в городской бане нас отмывали, а одежду прожаривали в вошебойке. Было такое.

   Что сказать ещё?

   Детство миновало, хотя некоторые утверждают, что не совсем.

   При мне остался Маяковский, радио отстало. Да и теперь, при изобилии готового смешно вспоминать, как изготавливали конденсаторы из фольги и слюды, как варили кристаллы для детекторного приёмника на печке, сжигая серу со свинцом.

   ...."Всё прошлое я вновь переживаю.." Пересиживаю время, потом долго не могу заснуть и мысленно рассказываю себе о себе…

   Тот мир позабыт, позабыт-

   Мир детства, в котором припомнить непросто:

  Что было за домом,

   За тем перекрёстком,

   За тем поворотом

   Судьбы?..

Источник: http://samlib.ru/b/bondarewskij_l/kbs.shtml