Неизвестные письма Петра Филипповича Туркина

19 апреля 1909 г. воскресенье, Челябинск

Сейчас получил твое, Кокочка, письмо из Одессы. Я рад твоему удовлетворению при виде Одессы, моря и всего другого. Как хотелось хотя бы на час перенестись туда и обмыться при необъятной морской дали!

И здесь весна началась: сегодня, например, день залит солнцем.

Что нового в Челябинске? Кроме мерзостей – ничего, кажется. Сейчас злоба дня – пом/ощник/ испр/авника/ Ткаченко. Наверное, прочтешь в столичных газетах. Раскрывается, что в руках его были все происходившие здесь экспроприации.

Вася и все наши здоровы. Деньги тебе были переведены пополам с Васей, согласно твоих писем.

Пиши свои впечатления. Будь здорова, счастлива.

Твой П. Туркин.

22 сентября 1909 г. Челябинск

Хорошая Кокочка!

Сейчас получил твое письмо. Я только что рылся в письмах, мне представленных, что ты писала о высылке 75 р. – на курсы, и я забыл об этом. Пожалуйста, напоминайте. Деньги 110 рублей перевожу. /…/

Вася уже второй день находится по поручению защитником по делу об ограблении Миасской железнодорожной станции. Идет военный суд, и обвиняемые подлежат смертной казни. Защитников несколько: трое местный и, кажется, четверо прибывших.

 Здоровье мое ладно, исключая головные боли, к которым я уже привык.

С флигелем все еще вожусь. Надолго. Подрядчики – все плохой народ. Теперь идет штукатурка. Надеюсь, начнется окраска. В общем, флигелек внутри удобный. Сейчас: передняя с дверями с улицы, теплый клозет, зало, которое, если понадобится, можно перегородить, кабинет и кухня. Главное, флигель будет теплый и сухой, не то, что внизу – с подвальным воздухом.

Саша здоров, пока. 24 августа в именины, которые я не праздновал, я получил неожиданно от кого удивительное письмо. Вот его копия:

«Дорогой дядя!

Горячо, от всей души и всей семьей поздравляю Вас с днем ангела. Дай Бог, чтобы жизнь Ваша продлилась еще на многие годы, как для родных, так и для общества, которое в Вас видит одного из наиболее талантливых деятелей, человека с большой, чуткой совестью, идущего на встречу всему, что ранит человеческое сердце… В наше время, когда даже современная молодежь поражает иной раз вялостью и апатией к жизни, тем более отрадно встретить редких людей, которые скромно, без громких фраз, идут намеченным путем… Говорю не из родственных побуждений (они само собой), а как наблюдатель, член того же общества, где живете и Вы.

Зная Вас с самого детства, я лично могу без лести сказать, что если заложена во мне хоть частица путного, сознательного – то этим обязан я много Вам. Были, конечно, недоразумения, были ссоры, но это наносное, временное, со вспышками страстей человеческих… Перебирая в памяти иной раз прошлую жизнь, я много сознаю и своих ошибок в личных к Вам отношениях. Но я не стыжусь сознаться, зная про себя, что среди всех близких и знающих нас я, быть может, больше всех понимаю Вас и молчаливо считаю себя наиболее искренно любящих Вас…»

Каково письмо? А мы с ним редко, редко встречаемся на улице.

Ну, конечно, всего хорошего. Радуюсь успехам. У нас, по моей инициативе, здесь, в горбольнице, имеется женщина-врач /…/

Твой П. Туркин.

18 февраля 1911 г.

Милая Симочка! Письмо ваше получил. Портретом Сани я очень доволен. Жаль только, что не заретушировали папироску в зубах. Письмо Лиды – одна прелесть, а карточка ее – и еще того лучше. Плачу тем же – посылаю ей свою карточку, недавние снимки.

Кокочке не советую ехать в места опасные. Лучше приискать работу легонькую и отдохнуть до восстановления учебных занятий. Клаша, я думаю, в отчаянии от приостановлений. Но Бог даст, все устроится и пойдет хорошо. Спешить некуда.

Ваня в своих апартаментах засел окончательно для подготовки себя к экзаменам. На днях был у них в Троицке. /…/ В доме восстановлен отличный порядок.

Клавдия на днях родила здоровущего в 7 ½ ф/унта/ сына Евгения. Крестный – я. /…/

Иван Павлович здесь, в Челябинске, и мыкается почти без дела. Весновский уехал в Екатеринбург и Пермь искать занятий. Семья здесь.

Пишите мнею На днях переведу обычные деньги.

Любящий вас П. Туркин.

4 марта /…/ 10 ч. утра

Сейчас, милая Лизушка, получил твое письмо. Я рад, что все обстоит благополучно, да еще и заработок идет. Слава Богу, ребята здоровы!

Я только что закончил с доктором выяснение болезни. Он назначил мне лечение в течение 4-х месяцев, дал три рецепта. Я думаю, что определение его правильное, хотя еще позондирую. /…/

Был в государственной думе, завтракал у Ивана Корнильевича. Брожу по Питеру.

Алекс/андр/ Гаврильевич здоров. Пока еще не обращался к врагам. Все по части литературы. Как раз, в «Современнике», в день приезда, он нашел свой рассказ «Ходатель». Журнал за него оштрафован на 500 рублей, что видно в газете «Речь» за 2-е марта.

Наши здоровы, усиленно работают. /…/

Твой П. Туркин.

8 апреля /…/

Посылаю, Симочка, дополнительно 40 р.

Поеду ли я куда – сам пока того не знаю.

Неблагоприятное впечатление о Ване я объясняю моментом состояния и настроения и не думаю, чтобы Ваня не питал хороших чувств к сестрам и поставил бы себя пред ними выше умственно и нравственно. Словом, показал бы себя гордым и далеким от них сердцем. Все люди с изменением положения меняют себя. Студент и адвокат-семьянин – имеют разницу.

Впредь приношу пожелания быть здоровыми и счастливыми, хорошо встретить Пасху. Всем поклон, особенно Лиде.

Ваш П. Туркин.

29 февраля 1912 г. Петербург

Вот, дорогая моя Лизушка, протекли сутки, как мы находимся здесь! Мы, можно сказать, не привыкшие к комфорту – доехали великолепно. Занятые в вагоне места, как тебе известно, оказались удобными.

С нами ехала молодежь – петербургские телеграфисты возвращались из командировки с Ирбита: остроты, шутки и т.д. За все время в пути я чувствовал себя даже утомленным.

В вечер приезда ходили на Невский. На другой день ходили и ездили по разным делам, и вечером, сейчас в 8 ½ часов, я возвратился уже с визита от профессора Авента. По всему видно, что профессор – мастер своего дела. Он быстро, что называется, моментально взял за рога мою болезнь, установив диагноз. Хотя он положительного мне ничего не сказал, но по всему видно, что сердце мое находит здоровым – болезнь сердца не в нем самом. На заявление мое о том, что в Челябинске меня лечили вспрыскиванием под кожу стрихнина, он сказал, что это неладно. /…/ Он дал мне лекарства для приема до пятницы, когда хотел окончательно установить болезнь и назначить лечение, которое я буду иметь дома. Надо полагать, что основа болезни – в желудке.

Вот все, что могу на первое время сообщить тебе про Петербург. Это, мне кажется, главное, что я должен тебе написать.

Разрешено есть мне все, но в малом количестве, раза четыре в день. Чай могу пить не более стакана утром и вечером. Это ли не лишение!

На вокзале нас встретили Клаша и Лида. Сима в это время была на экзамене, который кончился успешно. Квартира у наших симпатичная и поместительная. У нас с Сашей отдельная комната с двумя кроватями и с письменным столом, где мы расположились и чувствуем себя превосходно. Общая небольшая комната – зало, где мы обедаем и пьем чай. С нами очень приветливы. Здесь и пианино бренчит, и разговоры идут, и чтение газет, и пр.

Здесь и слухи носятся между челябинцами, и меня спрашивали, будто в нашей гимназии есть какая-то газетная неприятность, и будто начальнице был запрос, что она едва ли не решила завести судебный процесс или выйти в отставку. Я ничего подобного не слыхал. Сообщи, если что есть и в чем дело. Пиши обо всем – о конторе, о себе, о ребятах и проч.

Тебя и ребят целую крепко. Всем поклон.

Твой П. Туркин.

24 декабря 1912 г. Петербург

Хорошая моя Лизушка!

Уже 9 суток, как я из дома уехал. Петербургская сутолока, этот вечный калейдоскоп, признаться, уже надоел. Хотя, правда, на Вас/ильевском/ славном острове тишина, сравнительно. Но на Невском иногда бывает невообразимое движение – поток. Жизнь стремительно мчится.

Мысль о поездке в Берлин оставлена – в виду трудности получить паспорта без данных с места.

Чувствую себя ладно – голова свежая и пр., усталость спала. Здесь я много хожу – на удивление наших. Высчитано, что в один день я исходил 35 верст минимум. Принимаю ванны с сосновым экстрактом, пью лекарство. Завтра, 25 декабря, отправляемся в гости – на елку к А.И.

От тебя до сих пор ни строки. Получил уже три номера «Гол/оса/ Пр/иуралья/» с оболочкой твоей рукой. /…/

Как то мои сыновья-малютки? Чай – забыла! Не знаю, что им купить. Наверное, скоро домой двинемся.

На этот раз не могли попасть в Мариинский /театр/. Скупщики за три билета просили 40 руб. Были в том театре, где, помнишь, шла «Жизнь наизнанку». Теперь театр называется «Кривое зеркало». Встретили там нашего губернатора. На 27-е взяли билеты в Дворянское собрание, где даются музыкальные драмы.

Как моя контора?

Поздравляю с праздниками и Новым годом. Нежно целую тебя. Целую Вадимку и Платонку. Будьте здоровы и счастливы.

Твой П. Туркин.

9 июня /…/ Челябинск

Дорогая Кокочка!

Письмо твое от 3 июня получил сегодня.

Подтверждаю: материальную сторону твоего дальнейшего образования я гарантирую. Устраивайся в том городе, где более доступно. Если б не дополнительные экзамены, я имел бы возможность провести тебя в Питере через знакомых высоких лиц, которых я имею в настоящее время. Я думаю, ты успеешь в Москве или Киеве поуступить. Кажется, ныне открывается медиц/инский/ фак/ультет/ в Саратовском унив/ерситете/, недавно утвержденного окончательно. За границей – перспектива нелегкая. Добивайся здесь.

Наши в деревне близ Абдулино. Не знаю, соберусь ли съездить к ним. Симочка поправляется. Мать поехала в Уфу к Василию Петровичу, опасно больному: водянка. О Клаше сведений не имею. Я сейчас как есть один: мои члены в Каштаке. Вася и Саша здоровы, включительно с семьей.

Устраивай свои дела, пока я здрав и невредим. Я сильно задаюсь мыслею устроить всех моих, не исключая новорожденные семьи, и самому где-нибудь приютиться и предаться забвению.

Любящий тебя П. Туркин.

Пиши – всякое письмо для меня большое утешение. По Саньке, временами, буквально тоскую и плачу.

26 мая /…/ Челябинск

Хорошая Кокочка!

Открытку от тебя с пути я получил. В настоящее время я знаю и о том, что ты уже начала службу и заведываешь род/ильным/ покоем.

Я глубоко ценю всякую честную деятельность, как бы она не была мизерна, но не выношу одного – это рабской зависимости в том виде и характере, как это принято вообще проявлять в отношении маленьких людей.

Я буду счастлив и спокоен, если все мои дети путем высшего образования достигнут независимого положения. Я был бы рад, если бы и ты поспешила получить высшее медицинское образование и занять полезное общественное поприще. В каком бы городе – в Петербурге, Киеве и пр. – тебе ни пришлось бы добиться ныне же высшего учебного медицинского заведения, я с материальной стороны тебя гарантирую до окончания курса.

Челябинцы все здоровы. Петербуржцы уже дышат деревенским воздухом. Клавдия с Марией Гавриловной уехала в Симферополь, на их счет, по их желанию, на морской грязевой курорт. С дороги Клавдия пишет, что от Волги без ума.

Будь здорова, счастлива.

П. Туркин.

23 ноября, воскресенье, г.Москва

Милая Лиза!

Уже третий день в Москве и еще ничего не сделал. 21-е – день праздничный, прокатился в Храм Христа Спасителя, кое-что посмотрел по Москве, остальное время пробыл у М.Н. Крашенинникова. Вчера также день прошел в поездках и ходьбе по Москве. Вечером пошел в баню близ квартиры.

На вокзале меня встретила Кока и увела к себе – 1-я Тверская-Ямская, № 20, кВ. 3. Занимает она комнатку, побольше моего кабинета. Тихо, спокойно. Она весь день отсутствует, занята. Вечером вместе пьем чай. Ночует она у хозяйки, предоставляя комнату мне одному. Таким образом, устроился я хорошо, одиночества не чувствую.

Исследовать себя предварительно в отношении сердца и головы намечено у проф/ессора/ Полякова. Добиться к нему нелегко: приемы по вечерам, два раза в неделю. Пришлось записаться на 5-е декабря, хотя рассчитывал добиться приема во вторник, т.е. 25 ноября.

Самочувствие у меня как бы ладно, но часто бывает головокружение и чувствуется тяжесть головы.

На завтра купил два билета в Художественный театр, говорят – стоит побывать. Отправимся с Кокой.

Пиши мне обо всем. Как живут мои соколики? Удочки уже купил. Как контора и все прочее?

Будь здорова. Будь умница. Целую крепко вас всех троих.

Твой П. Туркин.

30 ноября 1914 г. г.Москва

Милая Лиза!

Письмо твое от 20 ноября получил. Шесть дней оно путешествовало до Москвы. Получила ли мои письма – два с дороги, одно из Москвы? Сегодня наконец был принят профессором Поляковым. В 7 часов утра, когда было еще темно, отправились к нему. Сердце, голову и нервную систему нашел не в порядке и прописал лечение. Если можно обойтись, то советовал утомительное нотариальное дело оставить и не заниматься умственной работой. Пища – молочная. От этих условий – не улучшения, а ухудшения здоровья надо ожидать несомненно. Лечение в санатории не обязательно. Наведу справки об условиях и пр. Может быть, поселюсь, или, вернее, вернусь в Челябинск.

В Москве особенность проявлений /болезни/ в жизни не замечается. Ночные сутолока и докучение. Погода стояла пасмурная и текли ручьи. Сегодня холодновато, и выпал снег.

Хотел послушать Шаляпина, но дешевые по 16 р/ублей/ билеты не нашел. Сегодня решили сходить в Большой театр на балет по билетам по 2 р. 50 к.

Целую тебя и ребят. Кланяйся всем. Поджидаю от тебя второе письмо. Твой П. Туркин.

7 апреля 1918 г.

Дорогая Симочка!

Где и как ты? Почему не поделишься своею новою жизнью? Чувствую, что я становлюсь всем своим чуждым. Конечно, теперь всякому до себя. Но, что делать, как-нибудь скоротаю свою жизнь: жить осталось немного.

Я получил от тебя письмо вскоре по отъезду твоему и ответил на него открыткой. Затем ни строки от тебя. Знаю, что ты устроилась и входишь в свою колею учебной области. Я очень и очень рад и молю Бога, чтобы Он помог тебе ориентироваться в житейской, современной, тяжелой суете.

Меня страшно тяготит бездеятельность, и не нахожу места, где бы мог забыться. Васе, кажется, уже надоел ежедневными посещениями. Клаша, по обыкновению спокойная, тоже суетится: у нее дел достаточно. Вася, видимо, нервничает. Дела его встали, и /он/ находится, как и все, в ожидании лучшего будущего. Саша всячески изворачивается. Большим подспорьем у него Алеша – служит.

У нас благополучно. От Вани давненько не получали писем – почта была прервана. Была некоторая тревога.

От Коки Глаша получила письмо. Она все еще прозябает у Пановых и тяготится бездельем. Тяни ее к себе.

Сохранился ли ваш скарб в Петрограде – положительных сведений нет. Лида к Пасхе должна окончить свое учение – оно у нее идет хорошо.

Вот и все пока, чем мог поделиться. К Пасхе, а может, и ранее, у тебя прекратятся занятия, и ты придешь к ним. При случае засвидетельствуй от меня почтение Чуцкаевым (?). Бремя, которое они несут сейчас, нелегкое.

Будь здорова и благополучна.

П. Туркин.

2 января 1918 г.

Хорошая Лидочка!

Твою праздничную открытку получил и удивился, что, как ты извещаешь, от меня не получала никакого известия. 25 или 26 дек/абря/ я послал Ване поздравительное письмо, писал и ранее.

Вот и праздники прошли и наступил новый 1918 г. Как то вы встретили и проводите праздники? Как живет и может Анастасья Петровна?

У нас здесь спокойно. Город на военном положении /…/ (часть письма утрачена)

Судьба средних учебных заведений, по слухам, скоро определится, но в каком направлении – сказать трудно. Изменится, говорят, и стиль года. Не следует тебе пока спешить и заботиться, особенно об учебных /делах/: вносить плату и проч. /…/