Главная » Статьи » Забытые тайны Южного Урала » В тени серебряного века

ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ЗЛАТОУСТА В ЧЕЛЯБИНСК (часть вторая)
Портрет Челябинска на фоне дождливого Златоуста не в пример радостней, даже если добираться до уездного центра путешественнику пришлось всего-навсего 9 часов. Но уже по дороге наш герой почувствовал седьмым чувством запах Сибири с ее шаньгами и пельменями.
 
«Какая разница между Златоустом и Челябинском! Если я и назвал Златоуст «городом без улыбки», то Челябинск можно смело назвать «городом, который смеется». Это, конечно, не добродушный смех Вены, не задорный смех Парижа, это, пожалуй, даже не смех (вот-вот, перебьем путешественника, именно!), а скорее какая-то гримаса, но гримаса веселая. Это гримаса хулигана, обделавшего хорошее «дело» и у которого появились деньги…»
 
Челябинская станция запомнилась огромным движением, растревоженным ульем. «Публика тут удивительно разношерстная. Евреи, в основном, комиссионеры по хлебным делам, русские, переселенцы, ссыльные, кавказцы, киргизы – все давят друг друга, курят, выпивают и почти все время смеются…» Даже извозчик первым делом спросил: не отвезти ли гостя, где повеселее?
 
Вокзал в Челябинске
 
Продолжая путешествие в тарантасе по весьма сносной дороге, путешественник разглядывал огромный привокзальный базар, напичканный всякой всячиной и живущий почти исключительно переселенцами, которые предлагают «за дорогую цену весь тот хлам, что бракует Россия». Разглядывал дорожную гостиницу с «подозрительными номерами для приезжающих». Разглядывал железнодорожный городок, который тянулся вдоль дороги на протяжении всех трех верст.
 
«Но вот мы въехали в город, и извозчик повез сразу на Азиатскую улицу, в гостиницу «Метрополь». Хозяин – огромный рыжий человек – сам принял мои вещи и за очень большую цену сдал мне очень маленькую комнату. О гостинице и его хозяине мне придется еще говорить, а пока скажу несколько слов о самом Челябинске…»
 
Вот оно, самое интересное!
 
«Мне пришлось побывать почти во всех городках европейской и азиатской России, был я и на Кавказе, но, смело ручаюсь, что ни один город не носит такой поразительной и исключительной физиономии, как Челябинск. Если вы читали гениальные рассказы Брета Гарта из жизни и нравов дальнего запада Америки, то вы получите представление о нравах в Челябинске. Это какой-то «вольный город», для которого закон не писан. Еще 40 лет тому назад он просто был татарской деревушкой, стоящей на болоте. Теперь же это уездный город Оренбургской губернии с тридцатью тысячами жителей. Город имеет, несомненно, огромную будущность, как пункт экспорта для хлеба и как узловой железнодорожный пункт. И, вероятно, в будущем нравы в нем будут другие…»
 
«Челябинск – место, где всё и все стоят выше закона. Нравы Челябинска зависят от того, что он является каким-то распределительным пунктом для ссыльных, больше всего уголовных, и что последних собирается в городе до двух тысяч человек. Они получают от казны что-то около 15-20 копеек в сутки и до своего отправления дальше могут жить, как хотят…»
 
Действительно, настоящая вольница – и куда смотрело дореволюционное царское ГУИН? И не только оно. Несмотря на то, что в старом Челябинске стоял батальон войска, имелся острог и все прочее, жители спокойно носили в кармане браунинг, ибо «с наступлением темноты без такого аргумента никто на улицу не выходит».
 
Торговая площадь в Челябинске. Рисунок XIX в.
 
Были случаи, когда вооруженные граждане врывались в клуб и отнимали у игроков все деньги. Даже на афише пианиста Гартвельда, которую он бережно хранил долгие годы, объявлялось, что «для безопасности публики по возвращении ее домой из концерта, будет выставлена воинская охрана…»
 
Путешественник назвал Челябинск плоским блином – «повышение или понижение наблюдается лишь на бирже». «Замечательного в нем решительно ничего нет. Как город молодой (здесь путешественник ошибается: Челябинск и Златоуст вполне ровесники), он исторического прошлого не имеет и, следовательно, старинных зданий нет. Улицы прямы, довольно широки и, конечно, кроме одной главной, не мощены.
 
Единственную достопримечательность Челябинска, даже не по городу, представляет собой народный дом. Это превосходное большое театральное здание из камня и железа, стоящее на окраине города. Оно сделало бы честь и большому губернскому центру…»
 
Развлечения Челябинск любил и любит - потому что есть, чем платить. Во времена нашего путешественника в народном доме ставились «совсем недурные оперетки». Был и свой кафе-шантан. Кроме того, возле вокзала был неплохой театр, где играла труппа любителей, железнодорожных служащих.
 
«Но главное место, где сходятся челябинские граждане и «ковбои» - это клуб. Здание само по себе невзрачное, но помещение достаточное, и это единственное место в Челябинске, где можно пообедать и поужинать. Членами клуба состоят все административные лица города, все торговцы и, конечно, все евреи (этакая нынешняя VIP-кухня). В нижнем этаже играют в коммерческие игры, а наверху, и очень крупно, - в азартные. Есть при этом зал с очень недурным роялем…»
 
О челябинских «персонажах» путешественник рассказывает весьма охотно. «Самым любопытным, для меня лично, в Челябинске осталась в памяти гостиница «Метрополь», где я остановился, и ее рыжий хозяин Поляков. В его лице я узнал бывшего московского шулера, которого как-то под утро сильно били в одном из московских игорных притонов, то есть клубов. На Урал его выслали за мошенничество».
 
Не ограничился Поляков и гостиным бизнесом – промышлял вместе с шайкой грабителей на большой дороге; иногда «своих постояльцев в гостинице усыплял каким-то дурманом и грабил». В Челябинском клубе он играл всего только один раз, но при этом показал такой «фейерверк», что его туда больше не пустили…
 
Для читающей русской публики, жившей тогда «Петербургскими трущобами», горьковским «Дном» и купринской «Ямой», Гартевельд оставил и образ местной челябинской проститутки, лет двадцати, но «страшно намазанной и с помятой жизнью физиономией». Она одарила путешественника «беспокойной ласковостью взгляда», запахом алкоголя и дешевых духов. Они говорили ни о чем – о ее муже, например, который занимался воровством: таскал на станции чемоданы и бумажники, ругался с «хапунами-скупщиками краденого», пока не попался на краже ножей из пристанционного буфета…
 
Еще один занятный персонаж попал путешественнику на глаза. Это был мастер «разруливать» отношения между конкурирующими фирмами. Нет, он не затевал шумных заказных скандалов в прессе, не писал челобитные в Петербург, не натравливал на конкурента прокуратуру, как это сегодня «принято». Он действовал до гениального просто.
 
«Это было на Страстной неделе. В коридоре гостиницы я встретил молодого человека, одетого в рваную бархатную куртку, без рубашки, но с ярко-зеленым галстуком. Молодой человек назвался «Альфредом из Варшавы» и сказал:
- Вы, пан, хотите, как я узнал, в Пасху дать здесь «игральный концерт», а между тем у вас есть конкуренция.
- Какая же такая конкуренция? – спросил я.
- Да разве пан не знает, что против Народного дома строят цирк, который будет иметь представления на Пасху? А я могу сделать так, что никакой конкуренции вам не будет. Я, - сказал он шепотом, - по специальности поджигатель. За какие-нибудь 50 рублей цирк будет гореть, как свечка. Работа будет чистая, без обмана. Вы слышали, на прошлой неделе в Миассе мельница горела? А вы думаете, чья это работа? Конечно, моя. Я работаю здесь для многих фабрик и заводов, и все довольны мною…»
 
Наш путешественник «сердечно поблагодарил господина Альфреда», спустив с лестницы…
 
Последним ярким челябинским воспоминанием Гартевельда стал обед со «сливками общества», которые, по его же признанию, «больше похожи на простоквашу, но, тем не менее, живут все дружно…» Поводом для банкета были именины… буфетчика, некоего господина Глотова.
 
 
«Я вошел в главный зал клуба, где увидел прямо-таки богато обставленный обеденный стол с цветами и холодильниками для шампанского. Другой стол сгибался под множеством изысканных закусок. На главном месте восседал виновник торжества, а против него, на другом конце стола, сидел исправник и его помощник. Обедало человек около тридцати. Тут были, кроме исправника и его помощника, еще земский начальник, управляющий банком и другие. Сначала все шло довольно чинно, но к десерту настроение сильно приподнялось, и тосты стали провозглашаться прямо-таки эмпирические. Управляющий банком прильнул к груди почтенного именинника и сквозь слезы умиления называл его «отцом и кормильцем», присовокупляя, что, мол, «все мы перед тобой в долгу». Позднее, как мне потом рассказывал Глотов, это оказалась самая прозаическая правда…»
 
И то верно – почему бы не поесть, если тебя хорошо кормят «за хорошее расположение». А что до остальных застольных тайн, то стоит вернуться к бессмертному Гоголю…
 
На третий день Пасхи, разговевшись вместе с двумя священниками и местным приставом у Полякова, в окружении его жены и племянницы, наш путешественник засобирался в дорогу. Его путь лежал через Екатеринбург и Тюмень в Тобольск.
 
В Екатеринбурге Гартевельд «с огромным удовольствием» провел четыре дня. Но об этом в рукописи нет ни строчки. Словно «столица Урала» с «превосходной гостиницей, интересным музеем, прекрасным театром, чистотой и удобствами» оказалась настолько «гордой и нарядной красавицей», что и описывать ее дополнительно не имело смысла.
 
О Тюмени, «своей физиономией напоминавшей старую грязную торговку», написано также не больше абзаца. «Город ничем решительно не отличается. Единственная его достопримечательность, пожалуй, это купец Текутьев, прославленный своим огромным богатством, невероятной скупостью и легендарным самодурством. Во время моего пребывания его не показывали, о чем очень сожалею…»
 
Зато политических ссыльных, по словам путешественника, показывали везде. Что ж, среди маленьких тайн городского уральского быта наступало их революционное время…
 
 
Вячеслав ЛЮТОВ, Олег ВЕПРЕВ
Категория: В тени серебряного века | Добавил: кузнец (26.01.2012)
Просмотров: 1135 | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: