Наша страна знает не понаслышке о том, что такое терроризм и кто такие боевики. Нам, уральцам, в свете нынешних событий, вполне можно "отметить" почти столетие "эпидемии боевизма", которая прокатилась наряду с первой русской революцией по всему Южному Уралу.

 

Конечно, тогда цели и обстоятельства были совершенно иными, но методы и средства остались неизменными. Террористические мотивы могут быть самыми разными - социальные, религиозные, идеологические; но сущность явления, как правило, остается неизменной - иллюзия попранной справедливости и вооруженная борьба за ее восстановление.

 

Боевики-революционеры, когда "пришло их время", оставили после себя весьма яркие воспоминания, воспоминания, написанные с несомненной гордостью. Один из участников Челябинской боевой группы, возникшей в конце 1904 года в железнодорожном депо, писал: "Никем не руководимые, в большинстве случаев, молодые, полные сил и желания, члены этой группы искали любую возможность начать такую работу, которая бы дала возможность излить все обиды наболевшей рабочей души и настроить жизнь так, чтобы стать в полном смысле людьми, хозяевами своего общественного порядка, а не рабочим скотом, влачащим свою жалкую бессловесную жизнь..."

 

Все это неизменно напоминает раскольниковщину - "тварь ли я дрожащая" - готовую идти с топором на кого угодно. Только совершенно иные цели, средства и масштабы. Для примера можно привести уникальный рапорт в Уфимское ГЖУ, пришедший в 1906 году из Усть-Катава, городка весьма скромного даже по сегодняшним меркам, чтобы подсчитать количество "акций" на душу населения:

 

"В ночь на 21 минувшего сентября неизвестными лицами был подложен под фундамент квартиры мастера снарядного цеха Семена Зуева разрывной снаряд, каковой, взорвавшись, разрушил угол квартиры Зуева. Того же числа в 9 часов утра в Усть-Катавском заводе загорелся, по-видимому от поджога, корпус малярного цеха, причем сгорело /несколько/ вагонов. Ночью на 25-е неизвестными лицами выбиты окна мастера механического цеха Хохлова, Степана Вишнякова, Василия. Горбунова, кроме того по Катаву было слышно несколько слабых взрывов, по-видимому, революционеры будто бы в ту ночь пробовали бомбы. В 9 часов вечера неизвестными был подложен под сени дома мастера Семена Вахарева разрывной снаряд, каков взорвался, разрушив часть постройки. 30-го минувшего сентября вечером, по показанию продавца казенной винной лавки Шерышева тремя замаскированными злоумышленниками, ворвавшимися в помещение, было похищено 1984 рубля 95 копеек. 18 ночью около кладбища производились взрывы: по слухам революционеры, изготовив бомбы громадной силы, производили опытные взрывы. На 19 ночью была брошена через окно неизвестными в квартиру урядника Сандарева бомба, каковая при падении не разорвалась. 24 октября в доме Николая Гнусарева, находящегося ныне под стражей в уфимской тюрьме по делу вооруженного нападения с целью ограбления, полицией был произведен обыск, причем найдено: революционный флаг, динамит, самодельное оружие и жестяная коробка с отверстием. Сыновья Гнусарева Сергей и Роман арестованы и заключены под стражу в Уфимскую губернскую тюрьму..."

 

Хронология рапорта безумна сама по себе - это события за один лишь месяц и в одном лишь провинциальном городке!.. Впрочем, достаточно лишь бегло просмотреть дела только одного, челябинского, боевого отряда, чтобы понять, насколько натянут был нерв эпохи и чем это должно было обернуться для России в целом.

 

Отряд начинал свой путь весьма скромно - с разброски прокламаций о питерском "кровавом воскресенье" в мастерских челябинского депо.

 

"Надо было видеть испуг нашего Челябинского патриархально-мещанского болота! Жандармы наводнили мастерские, администрация металась, как собака, потерявшая на ярмарке хозяина, а когда члены нашей группы в текущем ремонте, пользуясь темнотой и паром, освистали двух жандармов и бросили в них гайкой, то переполох еще увеличился..."

 

В скором времени гайки заменят на пули и динамит, да и переполох будет гораздо существеннее - захват динамитного склада, разбойные "вылазки" на железной дороге, вооруженные нападения на тюремные караулы и самый настоящий "отстрел" жандармских и полицейских чинов. Уральские боевики весьма охотно вспоминали о своей террористической молодости. В частности, рассказывали, что боевая организация имела жесткую структуру и возглавлялась Военным советом ("Военным Бюро"). На время боевого выступления выбирался один товарищ, который являлся ответственным, как за весь отряд, так и за каждого боевика в отдельности. За невыполнение боевых приказов начальник отряда мог расстрелять дружинника.

 

Нужно сказать, что отряды боевиков были поставлены весьма профессионально. Наиболее сильным оказался Уфимский отряд, куда челябинские боевики не раз ездили "на стажировку", -- во главе его стояли профессиональные военные, проводившие занятия по военной тактике, фортификации, взрывному делу.

 

Уфимская боевая организация была гораздо больше числом и оружием. К слову, жандармских рапортах о событиях в Уфе и на Самаро-Златоустовской дороге "оружейная статистика" присутствует: "В двадцатых числах октября месяца 1905 года присяжные поверенные Озерковский и Спасский приобрели более ста штук револьверов с патронами под предлогом вооружения городской милиции, которые и были розданы молодежи, принадлежащей к революционной организации. Таким образом были вооружены почти все организованные рабочие числом около 200 человек железнодорожных мастерских и депо".

 

Судя по воспоминаниям, боевики имели достаточно хорошую "экипировку". По меньшей мере, они всегда могли достать необходимые документы, паспортные бланки, бланки проездных билетов по железной дороге, необходимые удостоверения по службе. Причем, "вручая" сбежавшим из тюрем товарищам новые имена и фамилии, принимались в расчет все мелочи, детали - "если товарищ был не мастеровой и недостаточно грамотен, то ему выдавался паспорт на имя крестьянина такой-то губернии... если же товарищ имел красивый почерк или знал паровоз, то он делался машинистом, телеграфистом, конторщиком и тому подобное, получая при этом и форменную фуражку той же службы".

 

У боевиков также было несколько конспиративных квартир, на которых не только "жили коммуной", дружной семьей, "в которой и кусок хлеба, и смертельная опасность делились пополам", но и изготовляли бомбы, ремонтировали оружие, подделывали различные печати и штампы. Е

 

стественно, боевиками широко использовались такие средства конспирации, как явки, пароли ("Вы были в Иркутске?" - "Да, но очень недолго, в 1911 году"), условные знаки ("У товарища Николая будет перевязан у левой руки указательный палец белой тряпочкой") и шифры. Особой любовью пользовался литературный шифр, где ключом является любое произвольно выбранное произведение. К примеру, для конспиративных явок в Златоусте и Миассе был выбран ключ в виде лермонтовской "Песни про купца Калашникова": "Первые 30 строк нумеруются, в каждой строке нумеруются буквы, за исключением знаков, пишется дробь, причем, верхняя цифра (числитель) означает строку, нижняя (знаменатель) буквы в строке. В каждом слове впереди и позади слова ставится произвольная дробь. Слово, включая произвольные цифры, отделяется тире". Подобный шифр вполне можно назвать примитивным, но именно в этом и заключалась его прелесть - новый ключ можно было поставить в любое время, как только изменятся обстоятельства. Впрочем, не конспирацией единой...

 

Настоящим уральским "вкладом" в безумную музыку революции стал железнодорожный разбой. В своих воспоминаниях те же братья Осокины называют это гордо "экспроприацией царских и буржуазных ценностей", хотя суть от этой игры слов вряд ли меняется. На счету челябинских и уфимских боевиков не одно ограбление с револьверами наперерез - это и захват груза на станции Чумляк, нападение на поезд на станции Воронки, ограбление почтового вагона, следовавшего с Благовещенского завода в Уфу.

 

Всего, согласно жандармским донесениям, в боевых разбойных операциях принимало участие более 100 хорошо подготовленных и хорошо вооруженных боевиков. Наконец, челябинским отрядом был совершен потрясающий по своей красоте и дерзости захват станции Миасс, где в сейфе почтового отделения было приготовлено к отправке по российским кредитам в Европу (!) более 60 тысяч рублей и 2 пуда (!) золота в слитках с Миасских приисков.

 

 

"25 августа 1909 года утром близь станции Миасс за озером Ильмень в каменных россыпях, заросших густым лесом, расположился отряд боевиков: Петр Зенцов, Никифор Токарев, Андрон Юрьев, Андрей Ермолаев, Тимофей Кривов, Никифор Козлов, Василий Терентьев, Иван Хрущев, Василий Иванов, Семен и Иван Осокины, Александр Лаптев (на фамилии следует обратить особое внимание). С вечерним поездом должна прибыть еще группа в 5 человек, некоторые из присутствующих приехавшие первыми жили уже по полтора суток. Каждый боевик был вооружен маузером с поясным патронташем, в который 13 десятипатронных обойм. Кроме маузера, боевики имели браунинги с 4-мя наполненными обоймами (28 патронов) и сотню патронов в коробках.

 

При отряде имелся и "взрывной арсенал" -- несколько бомб, устроенных так, что были совершенно безопасны при переноске и хранении. Кроме того, как вспоминает Семен Осокин, к этому вооружению были добавлены пироксилин для разрушения препятствий, большой полевой бинокль, карта местности, компас, сигнальные свистки, сигнальные электрические фонари, перевязочные средства, пара легких парусиновых носилок и сумка с запасными патронами для маузера и браунингов не менее 2000 штук.

 

 

Дальше, едва отряд спустился к станции, события развивались столь стремительно, что их впору продавать кинопродьюсерам для очередного блок-бастера. Охрана в зале из трех человек, вооруженных винтовками, была ликвидирована сразу же. Но с тремя жандармами вышла осечка - они, находясь в своей комнате и услышав первые выстрелы, закрыли дверь и заняли оборону. Боевики выпустили по обойме в жандармскую дверь, но это не решило проблемы. Ничего не вышло и с попыткой взорвать жандармов через окно - бомба не прошла в решетку. Тогда дверь жандармов было решено завалить диванами, чтобы при отступлении со станции не иметь никого за спиной.

 

"В это время 1-й отряд взрывает пироксилином массивную дверь почтовой комнаты, вся станция вздрогнула, стекла вылетели из всего помещения, посыпались штукатурка и кирпичи, огни потухли, каждый отряд осветил свою позицию электрическим фонарем. Взрывом двери убит один стражник, находящийся в почтовой конторе, а почтовый чиновник только потерял сознание".

 

"Боевики 6-го отряда доставляют захваченного на перроне начальника станции и государственного контролера, у первого ключи от несгораемого шкафа и он его открывает. 4-й отряд специальными топорами рубит телеграфные провода, аппараты, телефоны, железную сигнализацию..."

 

"Поезд медленно подползает к станции, и двое боевиков берут паровоз и один вагон, делают маневры, подают к перрону для погрузки золота около 2 пудов, пересылаемого русским правительством в Германию во Франкфурт, казенных денег до 60 тысяч рублей, и всех боевиков в поезде..."

 

"В будке паровоза Военное бюро вскрыло почтовые кожаные сумки, из которых были выбраны слитки золота, имеющие форму плиток, тщательно обшитые кожей, выбрали сумму с бумажными деньгами, а остальное - массу всевозможной корреспонденции и большое количество всевозможных марок - выбросили на ходу. Высадившись между Сыростаном и Уржумкою, на мосту, под который подходит Уфимский тракт, паровоз был пущен обратно, начальник разъезда Тургояк несущийся паровоз направил в тупик, паровоз и вагон были разбиты. Денежный груз был распределен, и отряд двинулся по тракту, имея впереди разведку..."

 

 

Вот, собственно, и вся история. Она, конечно, будет иметь свое внешнее продолжение - и зарытое в лесу при отступлении золото, и мобилизация всех жандармских сыскных сил, и прибытие в Златоуст различного начальства, и прочесывание цепью в количестве двух стрелковых батальонов всех лесов по направлению к Миассу, и повальные обыски и аресты по малейшему подозрению, и без устали работающая Выездная сессия Казанского военного суда.

 

Сами боевики называли последствия всех арестов "грандиозным провалом" - были выявлены связи, квартиры, арсеналы; "вылились наружу выступления, совершенные несколько лет назад"; одиночные камеры в Челябинской и Уфимской тюрьмах были забиты боевиками. Некоторым из них были вынесены смертные приговоры, но позднее были заменены каторгой. Как пишут сами авторы боевых мемуаров, это произошло благодаря надежным связям: были приглашены для защиты лучшие уфимские и челябинские "юридические силы", "было оказано давление на командующего Казанским военным округом" и "поставлено на ноги левое крыло тогдашней Государственной Думы".

 

Насколько уместен здесь разговор о либерализме царских властей - дело этики. Нам же пока важно отметить другое: царское правительство не просто сохранило жизнь боевикам; оно сохранило будущий первый состав ВЧК - первые удостоверения получат и братья Осокины, и Мячин, и Алексеев, и Чудинов, и братья Токаревы. Подтверждение тому можно найти, к примеру, в карточках Всероссийской переписи членов коммунистической партии большевиков, проведенной в 1922 году, -- здесь, в графе "партийный стаж", зачастую встречается примечательная должность - боевик.

 

Собственно, ставка на бывших революционных боевиков, сделанная Дзержинским в 1918 году, вполне объяснима - словно в подтверждение ленинского тезиса о том, что ничего не стоит та революция, которая не умеет защищаться. А она была уже не за горами - и, прорываясь "вылазками" боевиков, она уже чувствует свое предопределение и готова назвать себя "судьбой России"...

 

Вячеслав ЛЮТОВ, Олег ВЕПРЕВ