В борьбе за власть никогда не было места милости победителей и прощения побежденным. Октябрьский переворот 1917 года оказался сутью трагедии российской государственности. Никогда еще обычный человек не чувствовал себя таким растерянным, а будущее не казалось ему таким зыбким, как в те годы. Нам это чувство отчасти знакомо, и мы помним «вкус пыли» обрушившейся советской империи в начале 1990-х годов…

 

Революционный век на Южном Урале обернулся полной государственной неразберихой. Осенью 1917 года власть в Челябинске и уезде переходила то в руки всевозможных советов, то к исполкомам, то к городской думе. Политический смысл этих переворотов мало кому был понятен, зато со всей очевидностью выстраивались длинные очереди в лавках, возникали перебои с продовольствием, появлялись хлебные карточки.

 

С началом гражданской войны в Челябинске организуется Комитет народной власти во главе с начальником челябинского гарнизона полковником Сорочинским. Затем – исполком народной власти, окружной комиссариат, Башкирский совет, Челябинский казачий круг.

 

«4 месяца прошло с момента ухода с Восточного Урала большевиков и на смену их власти никакая другая гражданская до сего времени не пришла. Местные правительственные органы без опоры на центральную власть не имеют ни силы, ни авторитета или бездействуют, или действуют вразброд. Власть в виде управлений горными округами тоже сведена на нет за отсутствием хозяев и главных администраторов предприятий и за невозможностью держать на своей стороне рабочее население, голодающее и расходующее теперь остатки средств…»

 

Так говорилось в специальной Справке Уральского горного управления. У нее был новый адресат – адмирал Колчак, ставший после Омского переворота в ноябре 1918 года «правителем всей России».

 

Адмирал А.В. Колчак

 

Челябинская осень 1918 года завершилась первым обращением Колчака к народам России: «Главной своей целью ставлю создание боеспособной армии, победу над большевизмом и установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избирать себе образ правления, который он пожелает…»

 

Ни одна из задач не была решена – слишком велико было число роковых обстоятельств.

 

Об Александре Васильевиче Колчаке, некогда блестящем офицере русского флота и исследователе Арктики, вспоминали многие, приоткрывая психологическую тайну его поражения. Так, П. Милюков писал о Колчаке, как о человеке «тонкой духовной организации, чрезвычайно впечатлительном, более всего склонном к углубленной кабинетной работе, чем к управлению людьми».

 

Барон Брудберг добавлял: «Это большой и больной ребенок, чистый идеалист, убежденный раб долга и служения России, несомненный неврастеник, быстро вспыхивающий, бурный и несдержанный в проявлении своего гнева... не понимающий совершенно обстановки и не способный в ней разобраться, далекий от того, что вокруг него и его именем совершается».

 

Диктатуры – жесткой централизованной власти, сконцентрированной в одних руках – не получалось, и челябинская справка оставалась без ответа. В программе Колчака решение большинства жизненно важных вопросов откладывалось на потом.

 

Стоит ли удивляться, к примеру, письмам рабочих уфалейских копей и заводов, переживших почти повальное сокращение: «Наше положение самое отчаянное, рабочие продают последние пожитки, свирепствует голод, Управление /заводов/ на требование повышения заработной платы отказало и никаких мер не принимает».

 

Не принимает ничего и Колчак – и не может принять. Его положение усугубляли бесконечные кадровые перестановки, разрыв с чешской легией и с башкирским Комучем, разлад с оренбургским казачеством, непоследовательность в политике, финансовый кризис и «атаманщина», не признававшая Колчака и действовавшая по-своему.

 

Ленин, весьма внимательно следивший за состоянием дел в «Колчакии», дал оценку сибирской диктатуре: «хуже царской». Полная неорганизованность, неоправданность крайнего насилия, неспособность «сыграть» на антибольшевистских настроениях, какими тогда отличались Урал и Сибирь, и, несомненно, отсутствие четкой и ясной «революционной идеи» – это было наглядным примером того, «как не надо» строить государство.

 

 

Положение колчаковской империи изнутри можно проиллюстрировать одним, случайно найденным в «чекистских фондах» Челябинского областного архива письмом белогвардейского офицера, датированным июлем 1920 года:

 

«Ты, наверное, не один раз задал себе вопрос, как рухнула сильная Сибирская Армия. Изволь – я тебе постараюсь более подробно рассказать. После того, как власть объединилась в верховных руках Колчака, казалось бы, дела должны пойти лучше, но вышло наоборот. Атаманы Семенов и Анненков не признали власть Колчака, и особенно тяжелым бременем легла Семеновская авантюра. Нам не пропускали оружия, снарядов, прочего военного снаряжения, в результате чего – сдача Казани, Самары и Уфы.

 

Колчака окружили старые негодяи генералы и полковники, затерли в этом человеке все благие начала, вот тут-то начался, что называется, кавардак. Началась погоня за чинами, орденами и просто за наживой. Начали продавать кровь молодых офицеров оптом и в розницу. В полевых штабах появились женщины и вселили туда пьянство и разврат, нередко женщины играли роль назначения должностных лиц…

 

В то время тыл начал бешеную спекуляцию, она же проникла в высшие правительственные круги, в этом были замешаны генералы, занимающие высшие ответственные посты, и министры делами перестали интересоваться, драгоценное время проводили в диких кутежах, о которых ты не имеешь даже представления.

 

Заботиться об армии было некому, это почувствовали офицеры, а потом и солдаты. Естественно, симпатии офицеров и солдат были направлены к своим боевым молодым вождям: генералу Дутову, Капелю, Пеляеву и др. В этих лицах Колчак увидел своих соперников и боялся за свою власть, в это же время приближенные правителя в пьяном угаре твердили – вперед твердыми шагами в Москву!..»

 

Никакого успешного наступления не вышло. Напротив, офицеры стали покидать фронт, а солдаты сдаваться в плен. В 1919 году были отданы Уфа, Златоуст, Челябинск. Причем, как отмечал неизвестный колчаковский офицер, «армия была уничтожена не столько пулей и снарядами, сколько умелой советской агитацией».

 

По меньшей мере, большевики /пока/ не зверствовали, не вырезали села одно за другим, не разоряли города, в отличие от белогвардейских атаманов. Не оправдалась и надежда на то, что фронт наконец-то остановится под Омском, в сердце Сибири.

 

Адмирал А.В. Колчак вручает боевые награды

 

«Все командование с похмелья трусливо бросилось бежать, запаслись предварительно золотым багажом и красивыми женщинами. Мы были предоставлены сами себе и уныло потянулись почти без боев на восток. Вся армия еще больше превратилась в обозы, заполненные разной рухлядью, женщинами и детьми офицеров».

 

Не только рухлядью. В конце лета 1919 года стала очевидной необходимость эвакуации уральских заводов. Но и здесь не было какого-либо плана, все проводилось спешно, в агонии. Оборудование брали самое ценное и лишь «в пределах досягаемости» – поэтому из 55 уральских заводов вывоз затронул лишь восемь.

 

Больше всего было снято новейшего по тем временам оборудования со Златоустовского, Симского, Саткинского и Усть-Катавского заводов, а также оборудование нескольких рудников. Иногда оборудованию предпочитали готовые товары, сырье и полуфабрикаты.

 

Многое при отступлении было утеряно. Так, почти половина из 200 вагонов со златоустовским оборудованием, хотя и попавшая частью в Томск, частью в Новониколаевск, затерялась совершенно. Бывший колчаковский министр снабжения К. Неклютин доносил в сентябре 1919 года, что «не только ни одно из предприятий в настоящее время не использовано, но относительно многих не имеется даже сведений, где они находятся, а многие не знают, где они должны обосноваться и что делать».

 

Вместе с заводами уходили на восток и специалисты, инженеры, со своими семьями, домочадцами. Все они переплетались с солдатами, беженцами и прочим людом, смешиваясь в этой безумной человеческой неразберихе.

 

«Что это было за отступление! – рассказывал в письме неизвестный офицер. - Войска остались без высших руководителей, каждый шел сам по себе, так, по инстинкту, да прибавь к этому тучу беженцев, которые влились в расстроенные войска, потерявшие уже боеспособность.

 

Теперь еще добавь двух врагов: партизан-грабителей и морозы, тогда тебе все станет ясно. Несчастные жены офицеров и беженцев хоронили детей на ходу, как выходят из саней и закапывают часть самой себя в сугроб, у моих офицеров все дети были похоронены в снегах угрюмой тайги.

 

Картина была убийственной, пехота давно разбрелась по домам, осталась часть кавалерии и казаки, но мы упрямо тянулись, как заблудившиеся путники в надежде увидеть спасительный огонек…»

 

Его не было и, по сути, не могло быть…

 

Вячеслав ЛЮТОВ Олег ВЕПРЕВ