Главная » Статьи » Полянцевы: История семьи

Клавдия Алексеевна (1915-1991) и Василий Гаврилович Мамаков (1908-1975) - (1)

Судьба человека драматична по определению. Тем более, когда она сопряжена с крутыми поворотами истории; а масштабы задач, стоявших перед человеком в годы индустриального прорыва или Великой Отечественной войны, просто не укладываются в современном понимании. Эти масштабы объясняют и необычные карьерные взлеты – вровень сильных мира сего, и личные трагедии, когда человек оказывался на грани жизни и смерти, и все рушилось, шло наперекосяк – совсем не так, как об этом мечталось в юности. Семья Клавдии Алексеевны Полянцевой и Василия Гавриловича Мамакова, словно в зеркале, отразит многие перипетии советского прошлого.

«Никто ни в чем не виноват, а виновато время, такая эпоха, жестокая и страшная!» – писала незадолго до смерти в письме брату Г.А.Полянцеву Клавдия Алексеевна. Такая оценка справедлива, но только отчасти. Это было время героических свершений и подвига, и чтобы выстоять в тех обстоятельствах, требовались особые силы, талант, иное отношение к жизни. И такие силы у людей были. Или почти были…

Клавдию Алексеевну можно назвать ровесницей советской эпохи. Она родилась в Красноярске 23 марта 1916 года – за год до революционных событий, изменивших ход истории. Она была шестым ребенком в многодетной семье железнодорожного служащего Алексея Захаровича Полянцева и его жены Лидии Яковлевны.

Как и у всех детей Полянцевых, ее детство оказалось разъездным. Она сама перечисляет многочисленные станции: Боготол, Тайга, Ачинск, Тайшет, Минусинск, Барнаул, Омск, Ишим. «Почему я это помню? Лишь потому, что отец всегда брал меня с собой во все поездки и звал меня «Гальга» – любимое его для меня имя».

Странствия по Транссибу окончились, когда Алексей Захарович перебрался в Челябинск – Клавдия завершала образование в Челябинской железнодорожной школе № 2. В 1932 году она получила аттестат и, скорее всего, неожиданно для всех, выбрала для дальнейшей учебы техникум в городе Ирбит, что в Свердловской области.

В 1936 году К.А.Полянцева была распределена в Челябинск, на завод им. Серго Орджоникидзе, «Станкомаш» – и, по сути, закружилась в водовороте больших индустриальных событий, где этому предприятию отводилось особое место.

К.А. Полянцева, 1939 год

Начало «Станкомашу» – ЗСО – дал проект «Большого Урала», стартовавший весной 1930 года. Именно тогда Правительство страны приняло программу строительства на Урале 16 гигантов машиностроения, включив в их число станкостроительный завод и прописав его в Челябинске. Город индустриально «закипел» – один за другим вырастали корпуса ЧТЗ, ЧГРЭС, ферросплавного, абразивного, цинкового заводов. Завод имени Серго Орджоникидзе относился к числу «прорывных» объектов, которые должны были обеспечить промышленную мощь России.

Планка была поставлена высоко. Станкостроение – это венец, пик машиностроительной мысли, «производство средств производства», как сказали бы классики марксизма. «Станкомаш» решал ключевую задачу в импортозамещении – не ввозить оборудование, платя за это дорогую по тем временам валюту, а производить его самим.

Строительство шло ускоренными темпами. Завод задумывался как мощный комбинат с законченным циклом производства, со своей металлургической базой, мартеновским, литейным, кузнечнопрессовым и механическим цехами. Зимой 1932 года работа на производственной площадке ЗСО закипела в полную силу. В 1933 году ко всем основным объектам были проложены железнодорожные пути, а в мае 1935 года приказом начальника Главного военно-мобилизационного управления наркомата тяжелой промышленности отдельные цехи завода были включены в число действующих. Эта дата и считается днем рождения завода. Тогда же появилась первая отечественная опытная партия токарно-винторезных станков, которую лично отвез в Москву первый директор завода Иосиф Абрамович Каттель.

Одновременно со строительством завода был вбит первый колышек в основание будущего социалистического города – образцового поселка при заводе. В народном челябинском обиходе за ним закрепилась аббревиатура КБС – культурно-бытовое строительство.

Стоит думать, что вернувшись по распределению в Челябинск, Клавдия Полянцева просто не узнала это место – когда-то здесь простиралась ровная болотистая местность, заросшая мелким березняком, а челябинские охотники частенько выбирались сюда за куропатками. Теперь же на глазах вырастал целый промышленный город.

Стратегическая роль нового предприятия была очевидна. Отсюда и столь пристальное внимание руководства молодой Страны Советов к становлению завода, значительные капиталовложения в производственную и социальную инфраструктуру, в кадровый потенциал и инженерное творчество. Строительство «Станкомаша» лично курировал комиссар тяжелой промышленности Г.К.Орджоникидзе, товарищ Серго, как его называли.

В литературе сохранились воспоминания о его приезде на «Станкомаш» в августе 1934 года. Вообще, на заводах рабочие любили своего наркома: он был человеком достаточно открытым, казался простым, «своим», вникал в мелочи рабочего быта. Вот и тогда он первым делом зашел в рабочую столовую – посмотреть, чем и как кормят, и лишь потом отправился по цехам.

В тот приезд случилась история, ставшая классикой завода. «Обходя строительство, Орджоникидзе стал с особым интересом следить за работой крановщика, которых за пять минут устанавливал тяжелые железобетонные колонны в главном корпусе. Суть в том, что многие строители тогда еще побаивались ставить колонны из сборного железобетона – монолит был привычнее. Между тем сборные конструкции существенно ускоряли сроки строительных работ».

История показательная – в свете этого очерка. Внимание Орджоникидзе привлекла нестандартность решения, способность мыслить по-инженерному смело. Этим и отличался первый директор завода И.А.Каттель. Высокий, худой, с небольшой бородкой, Каттель начинал строительство Магнитогорского комбината, а затем был переведен в Челябинск. При нем в 1935 году «Станкострой» занял одно из ведущих мест среди лучших строек Советского Союза.

Особое внимание директор уделял кадрам – прежде всего, тем людям, которые «закрывали» то или иное направление работы; беседовал с ними лично, а затем максимально делегировал им полномочия. Если строительные вопросы успешно решали выходцы из ближайших зауральских деревень или вятские плотники, которых особо ценили, то с началом производства потребовались совершенно иные кадры – люди со специальным инженерным образованием: конструкторы, технологи, металлурги, энергетики, мастера-станочники. Каттель, естественно, и сам вел целенаправленный поиск, и использовал возможности «кадровых директив сверху» о переводе особо ценных работников.

В 1935 году в директорский кабинет Иосифа Абрамовича вошел 27-летний инженер, командир танковой роты Василий Гаврилович Мамаков…

В его личном деле сохранилась автобиография, написанная в 1952 году, и личный листок по учету кадров. Также есть воспоминания его дочери Татьяны Васильевны Мамаковой (Пашковой), где биографические свидетельства приводятся со слов отца, но по прошествии многих лет. В этих источниках, при сопоставлении, возникло немало нестыковок, но может быть, именно они больше всего и важны при реконструкции его судьбы.

Василий Гаврилович Мамаков, как записано в его автобиографии, родился 23 марта 1908 года – в небольшом селе Крещеные Казыли Рыбно-Слободского района Казанской губернии, что в 80 километрах от Казани в сторону Набережных Челнов. Это село указано и в учетной карточке его старшего брата Вячеслава Гавриловича Мамакова, 1903 года рождения, полковника, командира авиаполка, участника боев на озере Хасан в 1938 году и ветерана Великой Отечественной войны.

«Родители мои до и после Октябрьской Социалистической Революции занимались сельским хозяйством, – писал В.Г.Мамаков в автобиографии. – Мать, Наталья Павловна Кузьмина, после тяжелой болезни умерла в 1915 году. Отец, Гавриил Евдокимович Мамаков, 1880 года рождения…»

В.Г.Мамаков не раз подчеркнет, что он родился в семье «крестьянина-бедняка» – в советской идеологической системе координат эта формула действовала безотказно и не препятствовала карьере либо помогала в трудных «партийных» ситуациях.

Но так было на бумаге. На деле Василий Гаврилович как-то сказал дочери Татьяне, что он вышел из учительского сословия – его отец, Гавриил Евдокимович, преподавал математику, сначала в церковно-приходской школе в Казылях, а затем перебрался в Казань. Татьяна Васильевна даже отметит, что «дед был директором гимназии». Однако должность директора гимназии в дореволюционной системе просвещения слишком значительна, чтобы его имя могло «затеряться» в истории. Нам встретился лишь один документ, датированный 1945 годом: «О присвоении лучшим учителям Татарской АССР почетного звания заслуженного учителя школы Татарской АССР». В нем 12-м пунктом среди награжденных назван Мамаков Гавриил Евдокимович, «учитель начальной школы Салтанского района». Это звание он получил за три года до смерти в 1948 году.

Также известно, что Гавриил Евдокимович был дважды женат. В своей автобиографии 1952 года В.Г.Мамаков называл, скорее всего, детей от первого брака:

«Из своих родственников имею: брата Вячеслава, который находится в г. Саратове, живет с семьей на персональной пенсии, по званию – полковник авиации в отставке; сестра Елизавета работает в г. Бугульма лейтенантом милиции; сестра Таисия работает токарем в г. Орджоникидзе на литейно-механическом заводе; сестра Александра работает в г. Оха (на Сахалине) на рыбном комбинате бухгалтером».

О втором браке говорит Т.В.Мамакова (Пашкова), упоминая о своем дяде Рюрике Гавриловиче: «Он приезжал к нам в Челябинск в конце 1950-х годов. Взрослый, очень красивый, он говорил, что преподает математику в Казанском университете».

Здесь небольшая неточность, «издержка памяти»: Рюрик Гаврилович имел гуманитарное образование, преподавал историю и до прихода в университет был директором одной из школ Казани.

В любом случае, очевидно – никто из Мамаковых «не лег костьми на барской пашне». Грамотный человек, учитель и «бедный крестьянин» Гавриил Евдокимович сделал все, чтобы его дети получили хорошее образование и вместе с ним – достойную путевку в жизнь. Сын Василий не был и не мог быть исключением…

«Сам я до 1925 года занимался сельским хозяйством, – сообщает В.Г.Мамаков в автобиографии. – Одновременно (в зимний период времени года) учился в сельской профтехнической школе».

В личном листке по учету кадров есть уточнение, что с сентября 1921 года, то есть с 13 лет, по июль 1925 года он был «учащимся Казыльской профтехнической школы по сельхозмашиностроению». Также известно, что в свои 17 лет Василий Мамаков – слесарь по ремонту сельхозмашин четвертого разряда. Кстати, разряд позволял заниматься ремонтом, сборкой и испытанием сложных узлов и механизмов. Юноша, скорее всего, определился и с направлением работ – ему нравились электрические машины. В том же 1925 году он стал членом профессионального союза рабочих электростанций.

Есть сомнение, что именно родное село способствовало такому стремительному росту. Крещеные Казыли – небольшое село в две улицы, где жителей в лучшие годы было не более восьмисот; здесь не было даже паровой мельницы – зерно мололи на дедовских ветряках. Вряд ли в Казылях могла появиться профессиональная техническая школа – в ней просто не нуждались. Гораздо богаче в плане образования считалась соседняя Рыбная Слобода на берегу Камы, не говоря уже о самой Казани, где были разнообразные возможности получить первичное техническое образование.

Впрочем, оставим предположения. В документах указано, что в 1925 году Василий Мамаков поступил в Казанский индустриальный техникум – и поступил достаточно подготовленным.

Стоит сказать, что этот техникум в центре Казани, в роскошном трехэтажном здании с большими арочными окнами, был далеко не простым. Его основали в 1890 году по указу императора Александра III как Соединенное промышленное училище, в котором готовили техников-строителей, химиков и механиков. В годы гражданской войны училище преобразовали в Казанский политехнический институт, а в 1924 году он был реорганизован в Казанский индустриальный техникум повышенного типа. Поступить сюда было непросто – к абитуриентам предъявлялись такие же требования, как и к тем, кто поступал в институты.

В июле 1929 года молодой техник-механик Василий Мамаков, как говорится, «попадет в обойму»:

«После окончания техникума по решению Казанского обкома ВЛКСМ я был командирован в счет мобилизованной тысячи ЦК ВЛКСМ на учебу в Москву в Индустриальный институт имени Карла Либкнехта».

Этот московский инженерно-педагогический институт в районе Лефортова поля, образованный в 1923 году, был «заточен» под индустриальные задачи и готовил инженеров-педагогов для системы фабрично-заводского обучения, при этом не отменяя собственно технического высшего образования. К тому же сама возможность учиться в Москве «за счет комсомольской путевки» была весьма кстати. В условиях форсированный индустриализации и огромной востребованности дипломированных специалистов выпускники втузов – высших технических учебных заведений – достаточно быстро проходили ступени профессионального роста и за пять-семь лет выдвигались на руководящие должности. Подобные перспективы В.Г.Мамаков, естественно, осознавал.

«В 1933 году я окончил институт и приобрел специальность инженера-технолога по холодной обработке металлов резанием. Защитил перед Государственной квалификационной комиссией Наркомата тяжелой промышленности дипломный проект с оценкой «хорошо». С окончанием института по путевке НКТП в декабре 1933 года был направлен в Челябинск на тракторный завод для практической работы».

Челябинский тракторный завод, входивший в большую индустриальную программу Урало-Кузбасского проекта и ставший одним из символов новой промышленной базы на востоке страны, поражал своей грандиозностью, размахом. Чуть позже В.Г.Мамаков оценит, что дело вовсе не в гигантомании – масштабы промышленных площадок закладывались с перспективой развития. Как минимум, это хорошо понимал директор «Тракторостроя» и первый директор ЧТЗ Казимир Петрович Ловин.

Энергетик по призванию, до Челябинска возглавлявший «Мосэнерго», К.П.Ловин еще на стадии проекта «застолбил гектары» под строительство электростанций в восточном и южном направлениях от ЧТЗ, осознавая, что без энергетики никакой промышленный прорыв невозможен. Затем он на свой страх и риск отказался от идеи строительства 12 отдельных производственных цехов и остановился на трех огромных корпусах на металлических колоннах, что давало возможность перемещать оборудование «в зависимости от ситуации». «Завод должен быть универсальным предприятием» – этот принцип полностью оправдал себя в годы Великой Отечественной войны, когда тракторный завод был переориентирован на выпуск танков и разместил на своих площадях оборудование эвакуированного из Ленинграда Кировского завода.

В том, что военная перестройка завода не за горами, В.Г.Мамаков убедился уже через полгода. Его первая должность на ЧТЗ – мастер инструментального цеха, одного из ключевых вспомогательных цехов на любом производстве. Но в сентябре 1934 года молодого перспективного инженера сорвали с рабочего места и отправили в ряды Красной армии на годичные курсы – в танковые войска. Расчет был верен: военное производство должны двигать те, кто на деле испытал, как ведет себя техника в бою.

Василий Мамаков, можно сказать, год провел в танке, изучая его техническую оснастку и боевые характеристики установленного вооружения. И затем, получив звание лейтенанта танковых войск, вернулся в Челябинск, но уже к новому месту назначения – на завод Серго Орджоникидзе.

Еще в конце 1920-х годов старопромышленный Урал рассматривался руководством страны как бы «про запас» в виде стратегической площадки для мобильного развертывания военного производства. Многие из старых предприятий – таких, как завод им. Колющенко – по специальным распоряжениям готовились, чтобы принять в случае войны заводы приграничной зоны. С началом индустриализации эта мобилизационная логика никуда не исчезла. Оборонный характер «Станкомаша», как и целого ряда первенцев индустрии, закладывался с самого начала. На Урале вообще многие предприятия – с «двойным дном». Мирная продукция – вывеска, «афиша»; военная, как и положено, – в тени.

Во второй половине 1930-х годов доля самой оборонной промышленности выросла втрое и составила около 30% валового дохода страны. Руководство оборонными предприятиями, прошедшими к тому времени цифровую кодировку, осуществляли пять отраслевых наркоматов: боеприпасов, вооружений, судостроения, авиационной промышленности и среднего машиностроения (танковое производство). В силу секретности проектных и производственных заданий, кратких сроков выполнения мобилизационных планов все наркоматы, естественно, работали в сотрудничестве с НКВД.

В сентябре 1935 года В.Г.Мамаков был назначен начальником цеха завода № 78 – именно так обозначался завод им. Серго Орджоникидзе по линии наркомата боеприпасов. В годы Великой Отечественной войны, когда завод примет на свою площадку 23 эвакуированных предприятия (самое большое количество на Урале), для удобства управления производством «Станкомаш» был поделен: завод № 200 занимался танковым производством, завод № 78 – боеприпасным.

В 1936 году на завод № 78 после распределения была принята технологом молоденькая, двадцатилетняя Клавдия Полянцева. В 1937 году Василий Мамаков сделал ей предложение…

Первый год семейной жизни станет для них самым счастливым. В.Г.Мамакову как начальнику цеха выделили большую трехкомнатную квартиру на первой улице соцгорода КБС – на улице Челябинского рабочего, 7. Все капитальные дома на КБС предлагали невиданный по тем временам комфорт: электричество, в квартире – вода, пусть и холодная, туалет, ванная. Вместе с молодыми, у которых 3 января 1938 года родилась дочь Ольга, жили и родители невесты: Алексей Захарович и Лидия Яковлевна Полянцева.

К.А. Полянцева с дочерью Ольгой, 1941 год

К сожалению, не сохранилось воспоминаний о том, как познакомились Клавдия и Василий и при каких обстоятельствах. Остается лишь удивляться, насколько родственные судьбы тесно переплелись в свете стратегических оборонных задач. Суть в том, что старший брат Клавдии Сергей Алексеевич Полянцев в ноябре 1937 года возглавил Челябинский завод им. Колющенко, в номенклатуре которого почти половину занимала «прочая продукция», а не сельскохозяйственные машины. Производственные программы завода им. Колющенко и завода № 78 пересекались по линии все того же наркомата боеприпасов.

Василий Гаврилович и Сергей Алексеевич, таким образом, оказались не только родственниками. Окончательно их «объединит» изделие БМ-13 – легендарные «катюши» – над которым работало несколько предприятий. В самом начале войны, по поручению комитета обороны заводу № 78 потребовалось наладить выпуск направляющих для «Катюш» и реактивных снарядов для них, для чего был организован специальный цех. Одновременно эта же работа велась и на заводе им. Колющенко.

А пока причастность к оборонному производству отчасти «защитила» и того, и другого на пике репрессий 1937–38 годов.

17 января 1938 года арестовали Алексея Захаровича Полянцева. Сразу после ареста Клавдию Алексеевну, как «дочь врага народа» уволили с завода № 78 «без права устройства на другую работу». Василия Гавриловича, по словам родных, сняли с должности начальника цеха и перевели мастером.

В.Г.Мамаков воспринял арест тестя очень болезненно, позднее признаваясь, что это событие «сломало ему жизнь». Это действительно был серьезный психологический удар, показавший тогда еще молодому человеку, что карьера и радость жизни могут легко оборваться…

Между тем, перевод в мастера был, скорее всего, для «острастки». К этому времени силу набирал Л.П.Берия, который среди «политических минусов» умел выделить профессиональные компетенции человека. На местах требовались люди, способные подготовить страну к большой войне. Этим, отчасти, объясняется, что дальнейшего «разгрома» семей Полянцевых и Мамаковых не последовало.

Так, за В.Г.Мамаковым по-прежнему оставалась большая квартира, хотя в таких случаях обычно «просили с вещами на выход». В 1940 году, когда дыхание войны становилось все более ощутимым, Василию Гавриловичу, как рассказывает дочь Татьяна, выделили земельный участок в Плановом поселке завода.

«Мама с папой вдвоем сразу принялись строить свой шлакоблочный дом. В 1942 году они утеплили кухню и одну комнату в недостроенном доме и переехали в него, так как нам предложили освободить трехкомнатную квартиру по ул. Челябинских рабочих. Наш дом по ул. Гомельская, 13 еще долго-долго строили, штукатурили, белили, благоустраивали сами родители. Потом высаживали фруктовые деревья, кустарники малины, смородины, крыжовника, возделывали огород, картофельное поле перед домом. На стройке дома мама упала с лесов и повредила позвоночник, она очень страдала, но никогда не жаловалась…»

Л.А. Полянцева, В.Г. Мамаков, К.А. Полянцева строят дом на ул. Гомельской, Челябинск

Освободить квартиру пришлось, скорее всего, еще и по той причине, что негде было селить кого-либо из руководства эвакуированных заводов. Но и с Василием Гавриловичем, признаем, «поступили по-человечески», хотя сотрудники НКВД не раз напоминали ему о своем существовании. В этом плане примечательны детские воспоминания его дочери Татьяны:

«Я была совсем маленькой, но отлично помню, как мы с Олей (старшей сестрой) прятались под кроватью и очень боялись «дядек» из НКВД. Они очень часто приходили к нам, оскорбляли маму, бабушку Лиду (Лидию Яковлевну) и говорили маме: «Ну что, живы еще твои щенки?» Мне было очень страшно, и я тихонечко плакала, прижавшись к сестренке Оле, а они топтали чистый, вымытый пол своими грязными сапогами. Мама пыталась возражать, говоря: «Ну, тогда высылайте нас». Они отвечали: «Нет уж, будете жить и постоянно бояться». Вот так эти страхи сопровождали нас по жизни, мы росли стеснительными, застенчивыми, боязливыми. Да и родители нас воспитывали в комплексах – ни с кем не дружи, ничего не рассказывай, молчи, не высовывайся…»

Они так и жили – с «зашитыми ртами». Если и отваживались порасспросить родителей о тех или иных событиях, то получали неизменный ответ: «Это – закрытая тема». Драматизм эпохи загонялся внутрь, в потаенные уголки души, копился там, зачастую приводя к психологическим срывам и трагедиям.

Это произойдет и с В.Г.Мамаковым, но позднее. А пока серьезно изменился его статус – в сентябре 1942 года его назначили начальником «ремонтно-восстановительного цеха на строительстве Челябинской ТЭЦ наркомата электростанций».

Внешне «перевод в ремонтники» воспринимается безусловным понижением в должности. Но только не в этом случае. Ремонтные цеха были на многих предприятиях, но странный «ремонтно-восстановительный» – только на Челябинской ТЭЦ. По большому счету, на площадке ТЭЦ создавался практически самостоятельный завод. Он возник на этапе эвакуации оборудования электростанций. Как отмечают исследователи, эвакуация проводилась в два этапа, которые определялись ходом военных действий.

«На первом этапе производился полный демонтаж основного и вспомогательного оборудования с соблюдением технических правил, отправка его в тыл в комплектном виде, что облегчало последующий монтаж и ввод в эксплуатацию. На втором этапе демонтировалось то оборудование, которое продолжало работать до подхода передовых частей врага, то есть материально-техническая часть станций «энергетического прикрытия». Из-за острого дефицита времени вывозились лишь самые главные агрегаты – турбины, генераторы, трансформаторы, а также вспомогательное оборудование – электродвигатели, приборы, вентиляторы, дымососы и т.п. В этот период демонтаж и погрузка агрегатов во многих случаях велись в полосе боевых действий. Недостающую комплектацию производили уже на местах, своими силами».

За эвакуацию военно-стратегического комплекса, включавшего в себя и энергетическую отрасли, отвечал заместитель председателя Совета народных комиссаров М.Г.Первухин, который непосредственно курировал Наркомат электростанций и Наркомат электропромышленности.

В первый год войны в Челябинске пришлось построить не просто ТЭЦ – на ее производственной площадке, которая увеличилась в разы, возник, по сути, еще один завод – восстановительный. Осенью 1941 года вплотную к ТЭЦ расположился эвакуированный из Харькова котельно-механический завод, производивший нестандартное оборудование для электростанций. Согласно приказам времен Великой Отечественной войны, управлению строительства Челябинской ТЭЦ были переданы все мощности Харьковского завода – «со всем личным составом рабочих, ИТР и служащих, такелажем, инструментом, оборудованием и материальными ценностями».

Завод начал свою работу 27 января 1942 года, изготавливая механическое оборудование для строящейся электроцентрали, и работал в две десятичасовых смены. Заводчане жили по принципу: «Не выполнил сменное задание – не уходишь домой». Их силами монтировались котлы и турбогенераторы, за что заводу на вечное хранение было передано знамя Государственного Комитета Обороны.

Сегодня сложно установить административные детали в отношениях между эвакуированным харьковским заводом и ремонтно-восстановительным цехом, который возглавлял В.Г.Мамаков. Можно предположить, что особой границы между ними не было. Да и в своей автобиографии В.Г.Мамаков укажет, что в годы войны работал на «Механическом заводе наркомата электростанций».

Зато очевидно другое: объемы восстановительного производства были колоссальными, а ввод новых электрических мощностей оказался делом стратегической важности.

Осенью 1942 года, самого тяжелого для энергетиков Урала, произошло одно происшествие, подробно изложенное в книге «Энергия Победы». Суть в том, что в условиях стремительно расширявшегося военно-промышленного производства ему просто не хватало электрических мощностей. Отрасль работала на пределе возможностей. Это, прежде всего, выражалось в постоянном падении частоты электрического тока в энергосистеме до критически низких величин.

Осложняло ситуацию и то, что энергосистема Урала работала изолированно от европейской части страны и Сибири. Внутри система была разделена на три части: Свердловскую, Челябинскую и Молотовскую (ныне Пермскую), было создано оперативно-диспетчерское управление Урала, которое находилось в Свердловске.

«Индикатором «красной границы», за которой возникала угроза распада энергосистемы, выступала частота тока, которая не должна была опускаться ниже 45 Гц. И вот в октябре 1942 года при нарушении режима на одной из электроподстанций в результате превышения лимита потребления электроэнергии частота в сети упала до 41 Гц, произошла системная авария и вся Уральская энергосистема от Соликамска до Магнитогорска «рассыпалась» – все электростанции вышли из параллельной работы. Города, оборонные заводы, транспорт остались без электроэнергии. В течение трех часов электроснабжение промышленности было частично восстановлено. Окончательно положение в энергосистеме стабилизировалось лишь к утру».

Эта авария стала причиной расширенного совещания у Сталина. Главный «удар» принял на себя нарком электростанций 34-летний Дмитрий Георгиевич Жимерин.

«Сталин в ультимативно-жесткой форме потребовал от Жимерина объяснить ситуацию и назвать меры, которые необходимо принять для исправления. «На Вас жалуются, – произнес Верховный, – что на Урале отключаются заводы, падает…» – тут он запнулся, и М.Г.Первухин подсказал: «Частота». – «Да, – продолжил Сталин, – падает частота. Что это такое?» Понимая, что объяснение требуется дать в простой, доступной форме, Жимерин ответил, что понижение частоты происходит из-за снижения числа оборотов турбин, а это связано с их перегрузкой.

– А что нужно сделать? – последовал новый вопрос.

– Разгрузить турбины и уменьшить лимиты энергии потребителям.

Выслушав четкую формулировку наркома, Верховный угрожающе произнес: «Вы предлагаете остановить уральские заводы?» В кабинете воцарилась абсолютная тишина. Жимерин твердо, не теряя самообладания, пояснил, что перебои в энергообеспечении можно устранить. Для этого нужно изменить график работы оборонных предприятий, равномерно рассредоточив нагрузку по всему времени суток, включая ночные часы, и ввести режим экономии электричества: часть технологических процессов перенести с вечера на ночь, оптимизировать производственное освещение, сократить число вхолостую работающих установок, например компрессоров и т.д. Такие меры позволили бы снизить нагрузку энергосистемы на 15–20%. Доводы Жимерина были настолько убедительны, что нашли понимание Сталина, сказавшего: «Хорошо, но дело надо поправить».

На другой день утром Г.М.Маленков собрал на совещание всех наркомов, где Жимерин доложил о состоянии электроснабжения на Урале и необходимости временного снижения нагрузки в утренние и вечерние часы на 15 процентов. Ночью был подготовлен проект постановления по этому вопросу. Маленков предложил всем наркомам завизировать его, прибавив, что проект составлен по указанию Сталина.

Как отмечается в книге «Энергия Победы», Постановление ГКО «О восстановлении нормальной частоты в энергосистеме Урала» от 23 октября 1942 года обязывало руководителей энергосистем и обкомов партии при всех условиях обеспечивать нормальную (50 Гц) частоту электрического тока. В кабинетах первых секретарей Свердловского и Челябинского обкомов партии были установлены частотомеры. Партийные лидеры областей постоянно требовали от руководителей энергосистем отчета за каждое снижение частоты, ежедневно утром знакомились с суточной сводкой о положении дел на энергетических объектах, рассматривали подробнейшим образом баланс энергопотребления, проводили совещания с руководителями промышленных предприятий в целях соблюдения лимитов потребления электроэнергии. Контроль за соблюдением утвержденных ГКО объемов потребления электроэнергии осуществлялся не только обкомами партии, но и всей управленческой вертикалью Наркомата электростанций во главе с Д.Г.Жимериным.

Одновременно ужесточались сроки подготовки к работе восстановленного энергетического оборудования – ответственность за это как раз и лежала на В.Г.Мамакове. Его отчеты напрямую шли лично наркому, а также партийным руководителям области. Родные вспоминали, что Василий Гаврилович целыми сутками не бывал дома. Если и выдавались такие часы, то отдых «нарушали гости» – в доме Мамаковых не раз бывали секретари Челябинского обкома партии: Н.С.Патоличев и Л.С.Баранов – «два Семеныча», как их называли в народе. Именно Леонид Семенович Баранов, второй секретарь, настоял на том, чтобы В.Г.Мамаков возглавил восстановительное производство на Челябинской ТЭЦ, считая это направление прорывным.

Л.С.Баранов попал в Челябинский обком еще накануне войны – в апреле 1941 года. Пришел на должность секретаря по кадрам. В его «руках» была и текущая номенклатура, и кадровый резерв – то есть все «сильные» и «слабые» стороны людей на руководящих постах. В 1942 году за ним были «закреплены» все транспортные предприятия, в том числе ЮУЖД, угольная отрасль, инфраструктура и энергетика. Естественно, Л.С.Баранов и В.Г.Мамаков работали в тесном контакте.

К слову, об энергии. По инициативе Патоличева и Баранова, «для устранения разрыва между потребностью и наличием электроэнергии» в области развернулось настоящее движение за экономию электроэнергии – и не только в заводских цехах, а вплоть до каждого домовладения. Каждый сэкономленный киловатт воспринимался как выигранная секунда для разворачивания новых энергетических мощностей.

О том, как монтировалось на Челябинской ТЭЦ-1 восстановленное эвакуированное оборудование, много позднее и подробно расскажет младший брат Клавдии Алексеевны Георгий Алексеевич Полянцев, который после окончания Томского индустриального института пришел на станцию – все в том же 1942 году. Он на всю жизнь сохранил глубокое уважение к Василию Гавриловичу Мамакову, с почтением встречал и принимал его у себя дома. При этом никогда не говорил, что они работали рука об руку именно на ТЭЦ – они были рядом, но не вместе…

Читать дальше

Вепрев О.В., Лютов В.В., Полянцев О.Г. Полянцевы: История семьи. - Екатеринбург: Банк культурной информации, 2018.

Категория: Полянцевы: История семьи | Добавил: кузнец (14.03.2019)
Просмотров: 659 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: