Главная » Статьи » Отдельные проекты » К истории Советского РУВД

МАРЬИНА РОЩА ГОРОДА ЧЕЛЯБИНСКА
Написать историю Советского районного управления внутренних дел – значит, без особого преувеличения, написать историю Челябинска, вернее, ту страницу, что посвящена бурному росту города в начале ХХ века. То, что мы имеем сегодня, сложилось не в одночасье и не в одно десятилетие. Иного, более яркого примера именно исторической глубины, чем летопись Советского РУВД, мы вряд ли найдем.

Безусловно, каждое районное управление имеет свою специфику, свой неповторимый характер. Советский район всегда был очень сложным, и так исторически сложилось. По площади он - один из самых больших в городе. Он соединяет в себе одновременно и центр города, и окраину – вплоть до удаленных поселков. Соответственно, здесь совершенно разный социальный уровень населения, разные задачи, которые стоят перед правоохранительными органами, разная методика работы, да и, в принципе, разный образ жизни, мышления, культуры.

Подобных «характерных прецедентов» в Челябинске нет и уже, наверное, не будет. «Все смешалось в доме Облонских». Эта фраза из романа Льва Толстого в полной мере может стать ключом к пониманию характера Советского РУВД, характера, который складывался задолго до официальной даты рождения одного из старейших райотделов Челябинска.

Конец ХIХ века - великое провинциальное время! Золотая эпоха полицейской размеренности, уездной лени, спокойствия духа. В маленьких городках все наперечет, все знакомо, все известно. Вот и челябинские полицейские надзиратели вместе с двумя-тремя солдатами совершали обычный «профилактический обход» - из портерных-распивочных через редкие дома терпимости к местам, где останавливались подозрительные личности.

Полицейский штат был невелик, хотя восьми человек нижних чинов полицейской команды явно не хватало для десятитысячного города. Правда, вскоре о борьбе с преступностью можно было забыть – полицейский чиновник, даже обнаружив преступников, ничего не мог сделать: они от него разбегались, как зайцы в разные стороны. Но и догнав одного, в участок препроводить его не было возможности – место преступления оставалось без надзора.

В общем, кризис приближался. 6 января 1885 года Александр III примет судьбоносное для всего Южного Урала решение о начале строительства Сибирской железной дороги – небольшому провинциальному городку, тихой Челябе, выпала честь стать железнодорожными «воротами в Сибирь». Это решение в корне изменит облик города, перетряхнет его до глубины души. 25 октября 1892 года в Челябинск прибыл первый поезд. Встреча вышла торжественной и, к счастью, по-провинциальному тихой, без каких-либо особых беспорядков и серьезных происшествий. Сыграло свою роль и то, что сам город находился достаточно далеко от вокзала.

Но эта провинциальная инерция не могла длиться вечно. В конце 1890-х годов Челябинск стал крупным железнодорожным и переселенческим центром. Всего за десятилетие вокруг вокзала и переселенческого пункта возникло множество новых слобод и поселков: Пригородная, Сибирская, поселки Шугаевский (Порт-Артур), Никольский, Колупаевка, которую в народе называли Грабиловка. Население привокзальной части составило 27 тысяч человек – много больше, чем во всей старой части города.

Но главная опасность была в другом. Вместе с железной дорогой в Челябинск пришли все издержки цивилизации – профессиональная преступность и новые политические настроения, которые, перемешиваясь, представляли собой гремучую смесь. С другой стороны, правоохранительная сфера катастрофически отставала в своем развитии и совершенно не соответствовала потребностям динамично растущего города. Смешно, но за 7 лет с прибытия первого поезда штатная численность челябинской полиции выросла всего на три человека!

Прежний провинциальный быт, в том числе и полицейский, рухнул в одночасье – в октябре 1905 года, когда забастовали рабочие Челябинского депо и устроили в городе серьезные «политические беспорядки». Естественно, только политикой дело не ограничилось. Вечером 19 октября в Челябинске вспыхнул настоящий погром, организованный черносотенцами и уголовными элементами. В итоге было разгромлено 33 дома и 18 магазинов и лавок, сумма ущерба составила полмиллиона рублей. Остановить погромщиков смог лишь военно-железнодорожный отряд Д.Д. Ерофеева.

Разбор «полетов» завершился плачевно – ничего не оставалось, как признать полицейские власти бессильными. Единственный, кого с гордостью выделили, был помощник исправника В.Е. Невский. Подобно своему однофамильцу, он не спасовал, и во всех местах, где он появлялся с казаками, удавалось остановить погромы и задержать зачинщиков.

Если полиция не поспевает за возросшими требованиями жизни, то обществу самому приходится изыскивать средства и способы обеспечить свою безопасность. В истории дореволюционного Челябинска есть, по меньшей мере, три примера такой самоорганизации в правоохранительной сфере. Первый связан с институтом городских конных ночных объездчиков или стражников, задачей которых было обычное патрулирование, наблюдение за пожарной безопасностью, пресечение каких-либо противоправных действий. Вклад городских конных «ППС-ников» в дело укрепления правопорядка оказался достаточно весомым. Челябинские объездные задерживали неизвестных, урезонивали особо буйных граждан, подбирали пьяных, определяя степень опьянения очень просто: если гражданин не мог указать место жительства. Задержанных сдавали в полицейское управление дежурному. Достаточно часто объездные привлекались полицией для участия в «облавах», в рейдах по злачным местам города.

Правонарушители нередко оказывали неповиновение, а подчас и вооруженное сопротивление. Так, вечером 16 марта 1911 года в первой части города на наряд ночного конного разъезда было произведено вооруженное нападение. Но объездные не только сумели обратить в бегство нападавших, но и задержали одного из них. Горожане к конному разъезду относились с высоким доверием и сами предлагали способы финансирования.

Так, «30 октября 1905 года собрание домовладельцев и квартирантов Исетской улицы… пришло к заключению иметь для своей охраны четырех конных караульных. При этом часть средств на содержание караула предполагалось собрать путем самообложения». По сути, эту дату мы в полной мере можем считать днем рождения в Челябинске вневедомственной охраны.

Другой формой обеспечения правопорядка, пусть и не слишком приятной, стала «полицейская повинность», возложенная на горожан. Согласно постановлению городской думы от 7 июня 1879 года, горожанам вменялась обязанность «натурою подворно по очереди» выходить в караулы – «быть безотлучно на улице и обходить свой участок». Конечно, далеко не каждому хотелось всю ночь ходить по темным улицам, а потому жители попросту нанимали одного или нескольких сторожей за определенную плату.

Третьей важной формой охраны общественного порядка, теперь уже родом из революционного 1905 года, могло бы стать создание народной дружины для охраны тишины и спокойствия, так называемой «городской охраны из благонадежных обывателей». Инициаторами идеи стали городской голова А.Ф. Бейвель и жители Пригородной слободы.

Для Пригородной слободы, которая, с позиции нашего времени, оказалась «сердцем» Советского района и Советского РУВД Челябинска, вопросы охраны общественного порядка имели первостепенное значение. Пригородная слобода развивалась стремительно, застраивалась и заселялась весьма ходко. Она начиналась от железнодорожного вокзала и Никольского поселка вдоль улиц Южной (ныне ул. Плеханова), Шоссейной (ул. Цвиллинга), Боковой (ул. Монакова). В Пригородной слободе было три школы, церковь, клуб, больница, ремесленные мастерские, склады, промысловые артели и множество торговых заведений. Южную часть Пригородной слободы называли Привокзальной. Она расположилась по улицам Торговая (ныне здесь железнодорожный почтамт), Большая Церковная (ул. Красной Молодежи), Керосинная (ул. Евтеева).

К Привокзальной слободе вплотную примыкал Никольский поселок. Здесь было 14 улиц, 1200 дворов и около 3000 жителей. Располагался поселок в районе современных улиц Ширшова и Овчинникова. Заселенный когда-то казаками и названный в честь Николая II, уже в первые годы Советской власти Никольский поселок стал одной из наиболее криминогенных частей города, перенял дурную славу Порт-Артура и, позднее, на протяжении нескольких десятилетий (до начала капитального строительства) был нескончаемой головной болью Советского РОВД.

В целом, революционный 1905 год, отмеченный погромами и разгулом преступности, научит челябинцев многому. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Все происшедшее заставит полицейские власти сделать соответствующие выводы, весьма поучительные даже в свете новейшей истории.

В ноябре 1905 года в Челябинск приехал Степан Давыдович Семенов, проработавший более десяти лет приставом в губернском Оренбурге. Он, собственно, и попытается вытащить челябинскую полицию из трясины. Своим первым приказом С.Д. Семенов установил новый порядок несения службы, постаравшись максимально использовать имевшиеся в городе полицейские силы. Проведя ревизию управлений, он установил в наиболее многолюдных районах Челябинска пять постоянных круглосуточных постов, самым главным из которых стал Переселенческий пункт, а также согласовал время патрулирования конными нарядами. Из современных аналогов в милицейской работе ближе всего к идее Семенова, пожалуй, стоят принципы единой дислокации, которая накрывает город или район, подобно сетке.

Уездный исправник предложит еще одно новшество, которое приживется, а со временем станет неотъемлемой частью милицейской службы, - ежедневный развод. В то время это был обычный приказ, в котором назначались дежурный по городу и наряды в общественные места. Особый порядок службы вводился накануне больших праздников. Семенов первым начнет то, что в 1970-80 годах при каждом РОВД станет нормой милицейской жизни, - строго спрашивать «за улицу». Увы, первый же его объезд постов после выхода приказа вышел неутешительным. Семенов просто не нашел городовых на вновь установленных постоянных постах. Был декабрь, и многие из городовых сослались на «отсутствие теплой одежды». Днем Семенов не обнаружил наряд на Александровской площади, затем наткнулся на нетрезвого надзирателя. В общем, с дисциплиной дело обстояло чрезвычайно скверно.

Скажем сразу – переломить ситуацию в одночасье Семенов не сумеет. На это уйдет несколько лет, и лишь при исправнике Николае Степановиче Желтовском в городе установится «образцовое несение постовой службы». Именно Желтковский в 1914 году успешно проведет мобилизацию и, несмотря на уменьшение числа кадровых полицейских, не допустит роста преступности, за что будет представлен к «высочайшей награде». К сожалению, новая революционная власть постарается откреститься от бывшего царского «спеца». Желтовский выйдет в отставку. Дата его смерти окажется неизвестной…

Как бы то ни было, Семенов и Желтковский «теоретически организуют» будущий Советский РОВД – пусть исподволь, негласно и без официального признания со стороны партийной исторической науки. «Серебряный век» Челябинска окажется достаточно подмоченным криминальной обстановкой. На всю Россию прославился челябинский «Порт-Артур», который «скрывал в своих закоулках немало преступных людей, пьяных забулдыг и даже беглых каторжан». Как писала путешественница А.М. Нечаева в «Историческом вестнике», «отбросы общества беззастенчиво орудуют на городском шоссе и на окраинах, как только спускаются над городом сумерки. Воровство и убийства здесь вещь заурядная, в особенности с тех пор, как Челябинск стал местом уголовной административной ссылки. В газетах постоянно писали о том, что в городе не проходит дня без преступления…

О том же рассказывает композитор и дирижер В.Н. Гартевельд в своих путевых заметках: «Это какой-то «вольный город», для которого закон не писан… Нравы тождественны с диким западом: каждый носит с собой в кармане в виде «браунинга», так как с наступлением темноты без такого «аргумента» никто на улицу не выходит… Только в Челябинске возможен такой случай, который имел место лет восемь назад, когда пять-шесть предприимчивых, вооруженных граждан ворвались в клуб, отняли у игроков все деньги и опустошили клубную кассу…»

Не утешала и статистика. Так, в 1907 году в Челябинске, население которого не достигало и 40 тысяч человек, было зарегистрировано 103 смертельных случая, из которых 21 убийство и 25 скоропостижно умерших от пьянства. Пропорция совершенно недопустимая! Чтобы сломить «веселый, но дикий нрав», Челябинску потребуется немало сил и времени. И даже в более-менее спокойные 1911-13 годы Челябинский уезд, которому еще портила статистику и деревенская преступность, оставался в числе «преступных лидеров» по Оренбургской губернии.

На рубеже веков Челябинск, как и другие уездные города, в которых «вдруг началась железнодорожная цивилизация», попал под ножницы: патриархальность быта стремительно уходила в прошлое, а люди в полиции и методы работы оставались прежними. В полиции, судя по сохранившемуся журналу учета состава городовых постовых челябинской полицейской команды, служили, в основном, бывшие крестьяне, отслужившие в армии рядовым или унтер-офицером. Коренных челябинцев в команде было мало, так что основной состав «пришел в Челябинск за лучшей жизнью». Далеко не все смогли адаптироваться к службе. Постоянная опасность, невысокая зарплата, требование личной дисциплины – все это, вкупе с малообразованностью и отсутствием личной мотивации к службе, мало способствовало профессиональному росту. Текучесть кадров была огромна.

Тем не менее, смотреть на дореволюционную полицию как на нечто убогое, не соответствовавшее своему назначению и не радевшее по службе, было бы серьезной ошибкой. Строчки сохранившихся документов хотя и скупы, но позволяют назвать некоторых городовых, за которыми и сегодня городские РОВД выстроились бы в очередь. Самым известным, пожалуй, был старший городовой Иван Николаевич Баскаков, раскрывший и предотвративший немало преступлений. Он прослужил в челябинской полиции более 20 лет, прекрасно знал город и горожан, был награжден двумя серебряными медалями «За беспорочную службу в полиции».

В газетах, в криминальной хронике, не раз сообщалось о героических поступках челябинских полицейских. Например, городовой С. Чувашов задержал в ночное время пьяного дебошира, вооруженного ножом и револьвером; городовые Козлов, Болеев и Соломенин раскрыли группу фальшивомонетчиков, изготовлявших серебряные монеты…

Типичную жизнь типичного уездного города, каковым был Челябинск, нарушили революционные события 1917 года. Уже в начале марта 1917 года в соответствии с постановлением Временного правительства были ликвидированы прежние органы власти, смещены царские чиновники, распущена жандармерия и полиция. К слову, роспуск полиции вызвал бурю восторгов у населения, видевшего в городовых оплот самодержавия.

Появляться в городе в полицейской форме стало небезопасно. «Исчезла полиция» - так обозначит этот период русский философ о. Сергий Булгаков и расскажет, что толпа с диким и гнусным криком ловила и водила городовых и околоточных, как затравленных зверей. Между тем новые революционные преобразования преступность «не отменили» - она никуда не исчезала, а криминальная обстановка продолжала ухудшаться.

Молодая народная городская милиция не всегда справлялась с поставленными задачами, хотя ко второй половине 1917 года положение удалось стабилизировать. Немалую роль сыграло в этом уголовно-сыскное бюро, созданное городской думой в июне 1917 года. «Преследование воров, убийц и тому подобных преступников» возглавил Н.М. Костин, талантливый организатор, имевший необходимый опыт розыскной работы. Незаурядный человек и руководитель, Н.М. Костин, к сожалению, недолго пробудет на этой должности. Коса на камень в отношениях с городской управой найдет из-за скудости выделяемых средств на содержание бюро. Костин, как мог, выкраивал деньги на «приобретение полезных в делах сыска приборов и принадлежностей». В сентябре 1917 года после очередного отказа «отпустить для целей укрепления милиции необходимые средства», Н.М. Костин подал начальнику милиции заявление об освобождении его от занимаемой должности…

Революционные годы стали для правоохранительных органов настоящим безвременьем, «черной дырой», куда проваливались многие прежние наработки. «Связь времен прерывалась» - в отличие от преступности, которая не теряла «преемственности поколений». Гражданская война, власть белоказаков и белогвардейцев, красный и белый террор, общая неразбериха и разруха - этим было окрашено становление челябинской милиции.

Лишь с августа 1919 года, после годичного перерыва и после окончательного освобождения Челябинска от белогвардейцев, по поручению Революционного комитета большевик Я.А. Самарский приступает к организации Челябинской городской милиции. Органы милиции выстраивались по традиционной жесткой линейке: губернское управление – городское (уездное) – районное (участковое) отделение. По такому же принципу будет выстраиваться с 1 сентября 1919 года и уголовный розыск, низшими звеньями которого станут уголовно-розыскные столы.

В Челябинске было создано 5 отделений милиции. Штат каждого районного отделения состоял из начальника, двух его помощников, одного делопроизводителя, четырех писцов и порядка 50 милиционеров. Прообразом будущего Советского РОВД стало 5-ое отделение, которое непосредственно курировали железнодорожный район. Первыми руководителями отделения стали молодые, но уже опытные, «закаленные в революционной борьбе» люди: А.М. Васильев, С.И. Приленский, А.Д. Плешачков. Тогда же произойдет еще одно событие, весьма значимое в предыстории Советского РОВД, - разделение функций городской милиции и милиции на транспорте. О необходимости такого решительного шага говорил еще полицейский пристав Н.С. Желтовский, совершенно ясно понимая, что нельзя «свешивать» мобильную транспортную преступность на шею близлежащего привокзального полицейского участка.

В августе 1919 года в Челябинске было организовано Управление железнодорожной милиции. В задачи входили борьба с кражами и преступлениями на станциях и в пути, борьба с хищениями железнодорожного имущества, охрана порядка на вокзалах и подъездах, надзор за очисткой пути и т.д. По сути, этим решением завершалась целая эпоха «потрясений и невнятности исполнений служебных обязанностей». Одновременно, разделение функций не обозначало какого-либо обособления - тесное сотрудничество, оперативность информации станут основой работы «привокзального» Советского РОВД. Разграничение функций было необходимо и внутри самой городской милиции. Прежде всего, это касалось взаимоотношения милиции и уголовного розыска. Было время, когда тот же уголовный розыск собирались попросту упразднить.

Точку в споре поставит Инструкция 1922 года «О разграничении функций наружной милиции и уголовного розыска», один из первых функциональных правовых документов в истории советской милиции. В частности, уголовный розыск должен был заниматься «производством розыскных действий и дознаний по всем делам о преступлениях общеуголовного характера». На наружную милицию, «службу», будущую милицию общественной безопасности возлагалось наблюдение за личной и имущественной безопасностью граждан, охрана общественного порядка и содействие в проведении операций уголовного розыска: задержаниях, засадах, арестах, облавах.

Важным фактором успеха являлось «межрайонное взаимодействие». Например, «любой сотрудник или начальник отделения, узнав о совершенных преступлениях вне его района, обязан был немедленно сообщать в надлежащий район, а в случаях, не терпящих отлагательств, принимать дело в свое ведение…»

Серьезной проблемой в милиции тех лет стала неоправданная загруженность ее различными «посторонними» обязательствами. На местах издавалось огромное количество обязательных постановлений Советов и исполкомов всех уровней, которые предписывали милиции, к примеру, «освидетельствование комсомолок на предмет девственности», «выведение к указанному времени тараканов, клопов и других насекомых» и даже наблюдение «за тем, чтобы домовладельцы следили, чтобы гусеницы не переползали из одного сада в другой…»

Прицепом к таким поручениям шло увеличение всевозможной отчетности – бумаги плодились и размножались. В итоге в начале 1920-х годов почти половина объема работы милиции не относилась непосредственно к охране порядка и борьбе с преступностью.

Сотрудникам молодой челябинской милиции приходилось работать практически суткам в очень трудных условиях. Напряженная работа городской милиции шла на фоне общей неустроенности, эпидемий тифа, детской беспризорности, нехватки кадров и плохого обеспечения. Сказывалась и нехватка вооружения – чтобы покрыть дефицит в оружии в Красной армии, у милиционеров были изъяты и переданы строевым частям трехлинейные винтовки. У милиции осталось разнокалиберное оружие, в том числе и охотничье.

Но главным бичом стал голод. Милиционер в то время получал чуть меньше 9 кг муки на месяц, при этом хлебные пайки на членов семей рядового состава не распространялись или были незначительными. В своих рапортах сотрудники милиции указывали, что их семьи, да и сами они сидят без хлеба по нескольку дней. Во время проведения военных операций сотрудникам выдавался небольшой кусочек хлеба и чай с сахаром. Милиционеры ждали таких операций.

В архивах сохранились примечательные рапорты тех времен: «Достаточного одного взгляда на сапоги и другое обмундирование (имеется в виду ветхость), чтобы смело и безошибочно определить - это идет милиционер... С каждым днем условия жизни милиции быстро меняются все в худшую сторону. Вся милиция, а в особенности милиционеры, оборвались до последней крайности…»

Существенной была и кадровая проблема. Так, командный состав в первые годы существования милиции по своему возрастному уровню, за редким исключением, не превышал 25-27 лет. Людей с образованием на командных должностях были единицы, а рядовые милиционеры зачастую вовсе неграмотны. Еще хуже обстояло дело, когда надо было составить протокол допроса. Мало кто представлял себе и то, как вообще вести допрос.

В милиции не бывает легких времен. После гражданской войны и общей неразберихи, в том числе и в органах власти, преступники чувствовали себя весьма вольготно. Уже хрестоматийной стала милицейская операция по разгрому банды грабителей, которые в августе 1921 года собирались ограбить торговцев быками. Торговцы выручили 50 миллионов рублей. В одну из ночей они должны были проезжать по Уфимскому тракту. Ограбление бандиты решили совершить в пяти верстах от Челябинска. Для задержания банды было решено внедрить в нее молодого сотрудника Федора Секерина. Через некоторое время Секерин сообщил, что в ограблении будут принимать участие семь человек. Начальник уголовного розыска Максим Чупин взял с собой шесть сотрудников и отправился на условное место. Однако бандитов оказалось не семь, а 18 человек, о чем успел крикнуть Секерин и тут же был убит. Перестрелка продолжалась 10 минут. Банда была полностью ликвидирована.

Небывалый всплеск общеуголовной преступности вызвал голод 1921 года. Кражи, грабежи и убийства, совершаемые с небывалой жестокостью и дерзостью, «приняли характер безудержного и оголтелого бандитизма». Здесь было не до следственных мероприятий. Эти преступления были приравнены к мародерству в военное время, дела были изъяты из общей подсудности и переданы революционному трибуналу. Все лица, участвовавшие в вооруженных нападениях и оказавшие при задержании сопротивление, подлежали расстрелу на месте. Эта пусть и жестокая мера привела к некоторому снижению преступности.

Иногда и сами горожане, нервы у которых в силу всех политических потрясений были на пределе, устраивали самосуд, не дожидаясь прибытия милиции. Чаще всего, как писали газеты тех лет, это происходило на рынках в отношении лиц, замеченных в воровстве, - их попросту избивали до полусмерти.

Осенью 1922 года произошла очередная реорганизация системы внутренних дел. Суть в том, что Совет народных депутатов РСФСР постановил передать содержание уголовного розыска на местные бюджеты. Последние, естественно, оказались не в состоянии справиться с возросшей нагрузкой. Итог был вполне предсказуем – общий состав Челябинской губернской милиции сократился почти вдвое. Сократилось и число районных отделений – с пяти до двух. С 1 декабря 1922 года за порядок в городе отвечало 1-ое отделение, курировавшее центр города и Заречье, и 2-ое отделение, которое разместилось в Никольском поселке близ вокзала и держало под своим контролем железнодорожный пригород.

Ради исторической логики, можно в полной мере назвать эту дату «неофициальным» днем рождения Советского РОВД. При всех последующих административно-территориальных изменений в Челябинске, работа 2-ого отделения милиции мало менялась по сути задач, стоявших перед сотрудниками, и характеру подконтрольной территории. Этому отделению, собственно, досталось в наследство все криминальное богатство Марьиной рощи города Челябинска.

Чего и кого только не было в «подведомственных» 2-ому отделению милиции поселках! Здесь имели свои «норы» залетные молодчики, совершавшие дерзкие ограбления и нападения на городском шоссе и окраинах. «Норы» - в прямом смысле этого слова. В том же Никольском поселке, как и в Порт-Артуре, уголовные элементы прорывали под землей целые туннели-лазы, через которые уходили во время облав. В поселках, и, прежде всего, в Колупаевке (Грабиловке), которая сохранила свой криминальный колорит и по сей день, было немало оседлых воров-рецидивистов, которые были хорошо организованы между собой, имели пресловутые «хазы» и «малины». После гражданской войны, в годы НЭПа, этого «мирного торгового существования», именно они сыграют первую скрипку в криминальной партитуре. По меньшей мере, на протяжении десяти лет будет отмечаться высокий рост рецидивной преступности.

Головной болью 2-ого отделения становились всевозможные мошенники, прежде всего, «кукольники», профессионально делающие «пустые деньги»; сбытчики наркотиков, поставлявшие в Челябинск бухарский кокаин; а также всевозможные шулера, каталы, фармазонщики. О последних газеты писали довольно часто. Вот только ни история, ни опыт ничему не учат людей, которые и сегодня становятся легкой добычей мошенников.

Год издания не имеет значения – «На базаре к крестьянину подошли четыре человека и, боязливо оглядываясь, предложили купить бриллианты. У незнакомцев в коробочке лежали три блестящих камешка. Блеск камней подействовал на крестьянина, и он отдал за камушек 60 рублей. После покупки обнаружилось, что это не бриллианты, а простые стекла…»

Притчей во языцех стали и «Ванятки из Колупаевки» - задиристая и хулиганистая молодежь. Здесь были свои гастролеры, которые выбирались в город «на дело»; свои профессиональные ширмачи, практиковавшиеся на кражах и «вообще на том, что плохо лежит»; наконец, обычные хулиганы от которых плакал весь город. «Если кому надо посмотреть на «высшую марку» хулигана, - писала газета «Челябинский рабочий» в 1928 году, - идите в железнодорожный клуб им. Ленина. Там «главный штаб» хулиганов, это там бьют оконные стекла, курят в зрительном зале, пускают забористые словечки на сцену, плюют в лицо семечками, поют похабные частушки и бьют в дверях контролеров. Это там носят на семейные вечера «горькую» и ищут предлога кому-нибудь «дать в морду». Кто же они по социальному происхождению? Да все наши же молодые ребята, часто рабочие с производства, у которых еще никто не пробудил тяги к общественной работе…»

В структуре преступлений основную долю занимали преступления против имущественного права. Почти треть приходилась на кражи и грабежи. Процветало мошенничество, подделка документов, растраты, должностные преступления, в том числе и по статье «саботаж». Немало было преступлений против личности. Так, в 1923 году в Челябинске было совершено свыше 80 убийств, около 30 покушений, 17 изнасилований. Вал преступлений был связан с «тайным винокурением и торговлей спиртными напитками».

В целом, в районных отделениях уже в те времена сосредотачивалось огромное количество черновой работы, бесконечной «бытовухи». В том же 2-ом отделении милиции, согласно статистике начала 1930-х годов, почти четверть правонарушений приходились на «несоблюдение правил санитарного состояния дворов и улиц», нарушения правил уличного движения и торговли. Подавляющую же часть правонарушений – почти 60 процентов – составляли пьянство и дебош.

- Ежедневно десятки пьяных, драки, поножовщина и воровство – вот чем богат привокзальный район, - говорил в 1929 году в интервью «Челябинскому рабочему» начальник 2-ого отделения милиции Фокин. – В праздничные дни милиция совершенно не в силах ликвидировать эти безобразия. И всему этому вина – шинкарство. Особенно богаты шинкарями Порт-Артур, Колупаевка, Татарская заимка и район завода Колющенко. Только за каких-нибудь три месяца милицией выявлено и привлечено к ответственности 40 шинкарей.

Фокин указывал и причину неэффективности мер против самогонщиков. Суды, обычно, приговаривали таких производителей к штрафу в 10-15 рублей, в то время как ежемесячный оборот шинкарей доходил до 300 рублей. Поэтому многие злостные шинкари судили по пять, и по десять раз, но снова возвращались к своему промыслу. Не слишком помогла делу «рабочая сознательность», хотя попытки добровольных дружин бороться с пьянством и хулиганством все же предпринимались. Но… Однажды, как писали газеты, ударная бригада завода Колющенко, состоявшая из шести молодых парней, зашла после работы к шинкарю – «напилась в ударном темпе и передралась…»

Сегодня многие материалы, газетные статьи тех лет воспринимаются с улыбкой – на фоне громких уголовных дел, которые сотрясали пореформенную Россию. Но если отбросить иронию, то именно это «бытовое криминальное чтиво» составляет основу ежедневной напряженной работы сотрудников районных отделов и управлений. Например, «громкое дело с выбитием стекол», о котором рассказывал «Челябинский рабочий» в 1928 году.

«В значительных градусах по Саларской улице шел рабочий завода Колющенко Жавлов Михаил. Шел он в гости. Настроение у человека было хорошее, позывало обнять весь мир… У дома № 30 ноги у него как-то особенно грустно стали передвигаться. Из окна дома за Жавловым наблюдали, а некий Маталов даже погрозил ему кулаком. Оскорбленный этим кулаком в «лучших» своих чувствах, Жавлов подошел и пнул ногой в окно. Таковым ударом было выбито два стекла и часть рамы на сумму в 8 руб. 50 коп…»

Еще один типичный эпизод, живущий во всех временах. «16 августа после получки рабочие завода Смышляев и Аношкин решили гульнуть. Задумано – сделано. Они пошли в Никольский поселок. Там, изрядно выпив, подрались. Выехавшим на место драки милиционерам удалось хулиганов задержать. В милиции пьяные хулиганы устроили дебош, несколько раз ударили милиционера и избили караульного начальника. За свои «художества» хулиганы привлечены к судебной ответственности…»

Чтобы пресечь хулиганские действия, требуется немалое мужество. Так, в 1926 году милиционер, квартальный староста Брежнев обнаружил на своем участке пьяную компанию. При попытке задержать их, получил три ножевых ранения и в тяжелом состоянии был доставлен в больницу. К сожалению, преступные лезвия сверкнут еще не раз, и в Книге Памяти челябинского гарнизона появится много имен сотрудников милиции, погибших от хулиганских ножей.

«Маска романтизма давно уже сорвана прозаичностью милицейских будней», - писали журналисты. И они были правы. В начале 1930-х годов в журналистскую моду вошли «рабкоровские налеты на милицию». Так, рабочие корреспонденты могли под разными предлогами попасть в милицию, к арестованным, а наутро, смотришь - готов материал о «буднях и нравах» челябинских милиционеров. Критиковали их не раз – и за плохую раскрываемость, и за «личные пристрастия», за то, что зачастую оказывались не на высоте. Где-то к слову, правда, указывалось, что текучка милицейских кадров в те годы составляла 95-98 процентов – совершенно немыслимый показатель, чтобы говорить о развитии или стабильности.

Под один из таких «налетов» попало и 2-ое отделение челябинской милиции. Каков итог? «Резко бросается в глаза, что само помещение милиции далеко не соответствует назначению, - отчитывались перед читателями рабкоры. – Печки ни одна не годится, полы изношены, стены обтерты. Флигель во дворе, где помещаются сторожа, уже начал разваливаться. Квартирный вопрос очень остер. Милиционеры одинокие (4 человека) квартируют в сарае, где находится скотина, забаррикадировавшись от нее дровами и досками. Вот вам и общежитие! Арестное помещение все разломано и разбито… Горсовету надо срочно провести обследование 2-ого отделения милиции, ибо в таких условиях нормально работать нет никакой возможности…»

Впрочем, перемены назревали – вслед за общим «завинчиванием гаек» в стране с ее классовым чутьем и бдительностью. На протяжении 1930-х годов государство вело целенаправленную работу по реорганизации силовых органов, в том числе и милиции. Так, в 1930 году было создано Главное управление рабоче-крестьянской милиции и уголовного розыска. Одновременно с этим происходит реорганизация окружного административного отдела Челябинска. Весной 1931 года Совет народных комиссаров СССР принял Положение о рабоче-крестьянской милиции, а затем и дисциплинарный Устав милиции.

Многое изменилось в 1934 году, когда был образован Наркомат внутренних дел СССР, при котором состояло Главное управление милиции. Теперь работа милиции отличалась не только сложными задачами, но и определенной ведомственной замкнутостью. Значительные изменения произойдут на местах в результате административно-территориальных реформ.

В 1934 году будет разукрупнена громоздкая Уральская область и создана Челябинская область. Через три года дело дойдет до новой административно-территориальной «выкройки» Челябинска, которая и предопределит появление Советского района и, соответственно, Советского РОВД.

Вячеслав ЛЮТОВ, Олег ВЕПРЕВ
Категория: К истории Советского РУВД | Добавил: кузнец (15.01.2010)
Просмотров: 2735 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: