Ты, наверное, не один раз задал себе вопрос, как это я попал на высидку, и как рухнула сильная Сибирская Армия. Изволь - я тебе постараюсь более подробно рассказать.

 

После переворота (читай: чехословацкого) руководителями армии было молодое офицерство, и дела шли действительно успешно. Образовалось два правительства - одно Сибирское, другое Самарское.

 

Конечно, не обошлось дело без ссоры и интриг - это губительно отразилось на наступлении, и в то время, когда войска готовились перейти Волгу, это первая заминка. Дальше произошел в Омске переворот, и власть объединилась в верховных руках Колчака.

 

После этого, казалось бы, что дела должны идти лучше, но оказалось наоборот. Атаманы Семенов и Анненков не признали власть Колчака, и особенно тяжелым бременем легла Семеновская в этом случае авантюра. Нам не пропускали оружия, снарядов, прочего военного снаряжения, результат чего - сдача Казани, Самары и Уфы.

 

Колчака окружили старые негодяи генералы и полковники, затерли в этом человеке все благие начала, вот тут-то начался, что называется, кавардак. Началась погоня за чинами, орденами и просто за наживой. Начали продавать кровь молодых офицеров оптом и в розницу. В полевых штабах появились женщины и вселили туда пьянство и разврат, нередко женщины играли роль назначения должностных лиц. Они же и опутали Колчака - у него оказалось три жены.

 

Было одно время, когда фронт мог лопнуть, но доблестные Оренбургские казаки (вернее, казачье кулачье и офицерство) выставили 34 конных полка и 6 пластунских, после чего фронт укрепился.

 

В то время тыл начал бешеную спекуляцию, она же проникла в высшие правительственные круги, в этом были замешаны генералы, занимающие высшие ответственные посты, и министры делами перестали интересоваться, драгоценное время проводили в диких кутежах, о которых ты не имеешь даже представления. Заботиться об армии было некому, это почувствовали офицеры, а потом и солдаты.

 

Естественно, симпатии офицеров и солдат были направлены к своим боевым молодым вождям: генералу Дутову, Капелю, Пеляеву и др. В этих лицах Колчак увидел своих соперников и боялся за свою власть, в это же время приближенные правителя в пьяном угаре твердили - вперед твердыми шагами в Москву! Это понравилось Колчаку, да ему давно уже хотелось с торжеством сесть в Кремле под звон Московских колоколов, но вышло так, что вместо торжественного звона получился погребальный.

 

В марте месяце 1919 года было предпринято очень удачное наступление по всему фронту, успехи были блестящие, была взята Пермь, и на Уфимском фронте продвигались до Волги, но Колчак и компания забыли, что резервы не были подтянуты, а базы оставались на местах, в штабах же в это время заливали вином победы и славу и не предприняли ничего, чтобы укрепить фронт - вот и получилось то, что мы давно предвидели: нас двинули и погнали.

 

Офицеры стали покидать фронт, а солдаты сдаваться в плен. Вся лава Красной армии с трудом сдерживалась почти только Оренбургскими казаками, но ободрившегося противника трудно было удержать. Была отдана Уфа, Златоуст и Пермь. Разыгрались последние бои в районе Оренбургского казачьего войска.

 

В это время армия была уничтожена не пулей и снарядами, а умелой советской агитацией. Остались одни казаки, и вот в районе Петропавловска в предсмертной агонии казаки нанесли противнику несколько тяжелых поражений, но поддержки опять не дали, несмотря на то, что много было резервов.

 

Естественно, что вся отступающая масса двигалась в сердце Сибири Омск, с надеждой на то, что окончательно здесь остановится фронт. Но не тут-то было. Все командование с похмелья трусливо бросилось бежать, запаслись предварительно золотым багажом и красивыми женщинами.

 

Мы были предоставлены сами себе и уныло потянулись почти без боев на восток. Вся армия еще больше превратилась в обозы, заполненные разной рухлядью, женщинами и детьми офицеров. Что это было за отступление! Войска остались без высших руководителей, каждый шел сам по себе, так, по инстинкту, да прибавь к этому тучу беженцев, которые влились в расстроенные войска, потерявшие уже боеспособность.

 

Теперь еще добавь двух врагов: партизан-грабителей и морозы, тогда тебе все станет ясно. Несчастные жены офицеров и беженцев хоронили детей на ходу, как выходят из саней и закапывают часть самой себя в сугроб, у моих офицеров все дети были похоронены в снегах угрюмой тайги, картина была убийственной, пехота давно разбрелась по домам, осталась часть кавалерии и казаки, но мы упрямо тянулись, как заблудившиеся путники в надежде увидеть спасительный огонек, а для нас этим огоньком было Забайкалье.

 

При такой тяжелой обстановке мы вышли из города Ачинска. Здесь остатки разделились на несколько отрядов. Большинство пошли вдоль железной дороги, а я со своей конницей повернул на Енисей. В этом отряде было еще пехоты человек двести.

 

Командование всем отрядом было объединено главным боевым генералом Певуровым, дисциплина была хорошая, особенно у меня в коннице, которая состояла из казаков, офицеров и казацких добровольцев, все шло отлично, партизанские отряды противника нами разгонялись, таким образом, все время на Енисей так шли, расчищая себе дорогу. Настроение было у всех хорошее и тяжелый поход не чувствовался.

 

Но недолго мы были счастливы, несчастье незаметно подкралось с той стороны, откуда не ожидали. Вернусь немного назад. Дело в том, что генерал вывез семью инженера из Омска, которая состояла из громоздкой дамы и двух ее дочерей, младшая из них влюбила в себя генерала, и он полюбил ее со всей страстью отживающего мужчины.

 

Мадам старая скоро замерзла (да будет ей тепло на том свете), а 18-летняя ее дочь взяла всю власть в свои руки и на первых порах выставила из отряда свою старшую сестру, которая была замужем за есаулом терского казачьего войска, они с мужем перешли в другой отряд. Очередной гнев ее обрушился на меня за то, что не подарил ей кровного коня.

 

Это еще ничего, но за то, что я ее презирал и не только не оказывал должного внимания, а напоминал ей об ее обязанностях и давал работу (она была взята в качестве машинистки) и волею судеб попала в генеральши, хотя и незаконно, а при удобном случае я запускал такие шпильки, что она приходила в ярость, которая пока выражалась только в слезах.

 

Под новый год, это уже когда мы перешли реку Ангару, случился морозик градусов на 47, да к этому бой, пока мы выбивали противника, наша дева отморозила себе до безобразия нос, когда был выбит противник из деревни, только тогда имели возможность провести ночь в тепле. По случаю победы решили встретить новый год, на приглашение генерала я пришел, но не подал руки Марье Сергеевне (так ее имя) - это сделал брат генерала полковник и адъютанты мои.

 

Это не понравилось нашему начальнику, а Марья Сергеевна встретила новый год со слезами. Сразу был получен выговор, а брата своего хотел выставить из отряда, на время инцидент был забыт за рюмкой водки и дружной беседой, но когда стали поздравлять друг друга, я поздравил Марью Сергеевну с новым годом и отмороженным носом. Под дружный смех товарищей был попрошен Марьей Сергеевной и генералом удалиться, конечно, все это было демонстрацией. С этих пор у меня произошел разрыв с генералом и отношения были уже чисто официальные, а не дружеские, как было раньше.

 

Установились хорошие морозы, лопались градусники, приходилось все нежности чувствительных к морозу конечностей обшивать мехами, стали делать маленькие переходы, так как Марья Сергеевна замерзала, протесты наши не помогали, мы оторвались от сильного головного казачьего отряда генерала Сукина, в этом видели всю гибель, конечно, возненавидели Марью Сергеевну, как главную виновницу.

 

Марья Сергеевна стала заниматься расстрелами - так были повешены ротмистр, корнет и капитан за то, что ответили презрением на ее любовные заискивания, это положило окончательную пропасть между генералом и отрядом. Все члены отряда только и жили мной, и не удивительно, что мы хотели ее убить, искали только удобного случая, такой случай скоро представился.

 

В одной деревне мы были окружены, в бою подвернулась Марья Сергеевна, стрелял я, но неудачно, было темно, больше случая не представилось, так как она (надо отдать ей должное) была отчаянная и хорошая наездница и не отставала от генерала. Потом была еще попытка, в следующем бою знаменосец ударил ее пикой, на которой был штандарт, в правую грудь, но она выжила, заговор был обнаружен.

 

На следующем переходе нам большие силы преградили дорогу, и пришлось обходить это место тайгой. Шли пять суток без дороги 200 верст, в тайге генерал приказал меня расстрелять, но я уже был предупрежден, лица, которые были назначены для этой операции, были ликвидированы.

 

Из тайги мы вышли в маленькую деревушку, в которой не было ни хлеба, ни фуража, да еще напоролись на большую силу противника. Тут-то и решилась наша судьба, зашли в такой тупик, что нам осталось или умереть, или победить. Умерли там многие, но последнее нам не удалось, так как мы были пленены. Отряды, шедшие у полотна железной дороги, прошли, также прошел и головной отряд генерала Сукина, а мы сели. Виновница нашего пленения Марья Сергеевна отправилась по дороге к Иркутску, чем нам доставила наслаждение. Колчака в Иркутске повесили (расстреляли). Так и окончилась сибирская история, а в частности моя.

 

Архив ЛГ "Раритет"